Фрэнсис Бернетт - Маленькая принцесса

— Папа умер! — шептала она. — Папа умер.

Не скоро заметила она, что постель — очень жесткая, и она давно уже приноравливается, как поудобней лечь; что такой темноты она в жизни не видела; что на крыше, среди труб, жутко воет ветер, мало того — за стенами что-то шуршит, пищит, скребется. Она знала, что это, ей ведь сказала Бекки: мыши или крысы то ли дрались друг с другом, то ли играли. Раза два она даже услышала стук коготков по полу, и вспоминала потом, что присела, дрожа, на постели, а когда легла, укрыла голову простыней.

Жизнь ее переменилась не постепенно, а сразу.

— Пусть знает, что ее ждет, — говорила сестре мисс Минчин. — Пусть приучается.

Мариэтта ушла наутро. Проходя мимо бывшей своей гостиной, Сара заметила в приоткрытую дверь, что все уже не так. Украшения куда-то убрали, кровать стояла в углу, словом — это была обычная спальня.

Спустившись к завтраку, она обнаружила, что вместо нее с мисс Минчин сидит Лавиния.

— Итак, — холодно сказала начальница, — твои новые обязанности начнутся с того, что ты сядешь к маленькому столу, с младшими воспитанницами. Следи, чтобы они вели себя прилично и не переводили еду. Кстати, ты припоздала, Лотти уже пролила чай.

С этого началось; а потом, день ото дня, обязанностей становилось все больше. Она учила младших французскому, проверяла у них уроки, но это было легче всего. Оказалось, что ее можно использовать на все лады. В любое время, в любую погоду ее посылали за покупками. Кухарка горничная, подражая мисс Минчин, наслаждались, гоняя туда и сюда эту выскочку, с которой раньше столько носились. Служанки были отнюдь не первоклассные, грубые, склочные, а как удобно иметь под рукой козла отпущения!

Первые месяца два Сара еще надеялась, что ее старательность и безответность умягчат их. По гордости своей она хотела показать, что зарабатывает себе на жизнь, а не принимает милостыню. Но в конце концов она поняла, что никого не умягчила — чем больше она старается, тем больше злятся и требуют неряшливые горничные, тем охотнее винит ее кухарка.

Будь она постарше, мисс Минчин поручила бы ей старших учениц и сэкономила бы на учительнице; но вид у нее был еще детский, и ее использовали как девочку на побегушках. Мальчик, все-таки, не так честен и умен, а Саре не страшно поручить самые трудные дела. Она даже счета оплачивала — и при этом успевала вытереть пыль и хорошо прибрать в комнате.

Учится ей уже не приходилось. С ней не занимался никто и только после долгого, суматошного дня, набегавшись по чужим делам, она худо-бедно могла посидеть над книгами в пустом классе.

«Если я не буду все повторять, — думала она, — я все забуду. Собственно, я вроде кухонной девчонки, и без занятий стану такой, как бедная Бекки. Интересно, могу ли я совсем все забыть, писать с ошибками и путать, сколько жен у Генриха VIII?»

Едва ли не удивительней всего было ее положение среди учениц. Из маленькой принцессы она превратилась в парию. Работать приходилось столько, что она и не успела бы ни с кем поговорить, да и мисс Минчин явно не нравилось, когда она хоть как-то общалась с ученицами.

— Я не допущу, — говорила директриса, — коротких отношений с другими детьми. Девочки сентиментальны. Если она захочет их разжалобить, они увидят в ней жертву, героиню, и у родителей создастся превратное впечатление. Лучше ей жить на отшибе, сообразно с обстоятельствами. Я дала ей дом, она и того не вправе ждать от меня.

Сара почти ничего и не ждала, а гордость не позволяла ей видеться с девочками, которые явственно ее сторонились. Честно говоря, ученицы мисс Минчин были туповаты и думать не умели. Они привыкли к богатству и удобствам, и, поскольку Сарины платья становились все короче, заношенней и нелепей, туфли порвались, а сама она ходила с корзинкой по лавкам, им казалось, что теперь она — вроде служанки.

— Подумать только, — рассуждала Лавиния, — и это она хвасталась алмазными приисками! Однако и вид у нее! А уж странности… Я лично никогда ее не любила, но просто выдержать не могу, когда она смотрит и молчит, как будто хочет что-то про тебя узнать.

— Да, — сказала Сара, услышав об этом, — хочу. Потому и смотрю. Я люблю знать разные вещи. А потом о них думаю.

Что до Лавинии, на нее она как раз не смотрела, чтобы не сорваться. Старшая из учениц любила насолить ближним, а кто подойдет тут лучше, чем бывшая гордость школы!

Сара людей не обижала и не любила ссориться. Приходилось ей туго: она бегала по мокрым улицам с корзинками и пакетами; учила французскому нерадивых малюток; когда совсем обносилась и отощала, стала обедать на кухне; никому до нее не было дела; в сердце ее умножались гордость и скорбь — но она ничего не говорила.