Гарий Немченко - Сережка — авдеевский ветеран

«МАЗ» качнулся и замер перед мальчишкой в двух его, Серёжкиных, шагах.

Серёжка нагнулся над стрекозой, взял её за голубые с прожилками крылышки и только потом взглянул на машину.

На капоте грозно замер большой серебристый зубр. Серёжке показалось вдруг, что это он недовольно сопит, рычит тяжело и грозно и рявкнет сейчас так, что мурашки побегут по коже.

Машина тряслась и фыркала, от неё веяло жаром, пахло горячим железом и нагретой резиной.

Серёжка снова зажмурился и, вытянув вперёд руку со стрекозой, перескочил через колею.

Когда он открыл глаза, машина тяжело шла мимо, а шофёр, парень в выцветшей гимнастёрке, высунулся из кабины и, приложив к виску кончики пальцев, улыбался Серёге. И он вдруг вспомнил про свои ордена, и тоже заулыбался, и отдал доброму шофёру честь, вскинув к пилотке, правда, левую руку, потому что в правой у него была голубая стрекоза.

Серёга засмеялся ещё громче, подпрыгнул высоко-высоко и подкинул стрекозу в синее-пресинее небо. А когда она, зашуршав крылышками, села на маленький кустик, он совсем перестал за неё волноваться, снова шагнул на колею и побежал дальше: левая — по левой ложбинке, правая — по правой.

Он попытался даже бежать вприпрыжку, но это у него не вышло, так как подпрыгивать можно ведь только на сухом месте.

Впрочем, сейчас этого и не стоило делать. Серёжка очень дорожил своим авторитетом орденоносца, а навстречу ему, так же по ложбинкам, левая — по левой, правая — по правой, шёл младший брат Валерки Косачёва, комиссара супятчиков. Того самого Валерки, который сегодня утром так безуспешно пытался втянуть Серёжку в новую военную авантюру.

Младший брат комиссара носил кличку «Детсад». Как-то он сказал мальчишкам, что его записали в детский сад, но вот прошёл уже почти год, а сад, в который должен был ходить Косачёнок, так и недостроили, зато кличка прижилась.

Теперь Детсад шёл, низко опустив лобастую голову, и Серёжка тихо остановился, выпятив грудь и ожидая, что этот Косачёнок уткнётся сейчас в него, в Разводчика.

И Детсад в самом деле ткнулся лбом в Серёжкин живот и зашипел, как кошка.

— Нашёл занятие! — покачав головой, сказал Серёжка.

— Насол! — сурово ответил комиссаровский брат. — А тебе сто?

Серёжка покачал головой: совсем несерьёзный человек этот Детсад!..

Недавно на проспекте Первых Добровольцев около киоска с газировкой поставили большую урну — железный ящик с ножками. Ящик этот, всегда пустой, стоит возле заборчика, среди мусора, который бросали рядом, и Косачёнок залезает в него, раскачивается, держась рукой за забор, и орёт песню про какого-то волшебника.

— Эх, ты, — сказал теперь Серёга. — Никогда ничего путного не придумаешь!..

Они постояли ещё друг перед другом, и Детсад вдруг презрительно спросил:

— А ты посиму дома?..

И так как Серёжка ничего не ответил, сказал так же сурово:

— Знаис, ты — не Лазводчик. Ты — плидатель!..

Это невежливое, мягко говоря, замечание задело Серёгу, но он не любил связываться с младшими. Тем более, если они были братьями выдающихся полководцев, каким, без сомнения, считался на Авдеевской площадке Косачёв-старший.

— А я стрекозу спас! — примирительно сказал Серёга.

— Сто? — спросил младший брат комиссара. — Подумаес!

— Ладно, иди-иди, — сказал Серёжка будто бы серьёзно, — а то в детсад опоздаешь…

Комиссарский брат прищурился. Ему нечем было крыть, и тогда он медленно сказал:

— Как дам по ложе!

Впрочем, в его голосе не было большой решительности, и Серёжка даже оглянулся, нет ли кого поблизости на тот случай, если он сам стукнет всё-таки этому Косачёнку по шее.

Но мимо шли девчата в робах и улыбались, глядя на Серёжкины ордена, и он, вздохнув, сошёл с колеи, уступая дорогу младшему Косачёву.

«Занимаюсь тут пустяками, — подумал Серёга. — И чего это я пустяками занимаюсь?..»

И он решительно направился к двухэтажному зданию, на котором висело много всяких вывесок, написанных на стекле, и у которого стояло множество легковых автомобилей.

Дело в том, что у Серёжки была ещё одна немаловажная причина для гордости. В его подъезде этажом выше жили Славка и Старик.

Славка — это комсорг стройки, высоченный, в клетчатой ковбойке, лыжных штанах и в баскетбольных кедах. У него был мотоцикл, и он часто катал Серёжку, и всякий раз расспрашивал его про голубей. А Старик — тот работает в газете, у него есть пишущая машинка, и вообще чего только у Старика нет.

Шпага у него самая настоящая, только с железной шишечкой на конце, и бинокль есть, и здоровенные боксёрские перчатки, из которых — как это? — из которых ещё не выветрился запах спортивных залов столицы…