Гарий Немченко - Сережка — авдеевский ветеран

— Ты хоть бы ухо принёс, что ли… Чтоб веселее шлось.

А Конон бьёт себя в грудь, петухом кричит:

— Мне не веришь?

Отец плечами пожал, говорит:

— Ну, пошли…

И Егорка тоже на лыжи встал, побежал следом.

По изволоку поднялись они на некрутой разлом — тут, недалечко, — и там Конон прибавил ходу. Подбежал потом к глубоченным лосиным следам, кричит:

— Видишь, какой был бычина?..

Отец говорит:

— Почему — был?.. — а сам вроде смеётся.

Конон хмыкнул: ну, погоди, мол…

Пошли по следам дальше, он всё первым бежит, потом оборачивается, кричит, довольный:

— Ну, теперь понятно, почему — был… Смотри!

И Егорка тоже увидал на белом снегу и большое кровавое пятно, и красные брызги поменьше, и дальше по следам капли…

Пётр Васильич удивился:

— Смотри-ка: попал!

Конон снова ударил себя в грудь:

— А вы думали?..

— А почему ты за ним дальше не пошёл? — спросил отец. — Дальше-то твоего следа не видно…

Конон вроде бы даже возмутился:

— А что я его — дотащу один?.. Я за подмогой сразу…

Отец усмехнулся и спрашивает:

— Так ты откуда стрелял?

— Во-он от сухой берёзки. — Конон показывает. — А бык стоял тут, около калины…

— Да-а, — смеётся отец. — Тут-то и промахнуться негде… Мог бы, конечно, и попасть.

Обиделся Конон:

— Что ты хочешь сказать, Андреич?..

Отец говорит:

— А то хочу сказать, что не дал ты зверю хорошенько поужинать… Он вот стоял себе у куста, калинку мороженую пожёвывал. Набрал полон рот, а тут Виктор Михалыч Конон — ба-бах!.. Зверь думает: связываться — у него ружьё. Ещё случайно застрелит… Убегу-ка, думает, от греха. Калинку-то выплюнул — и тягу!

— Да ты что, Андреич?

Снял отец варежку, сгрёб со снега в ладошку красные сгустки, потом протягивает: пожалуйста!

Егорка тоже к ладони подался, а на ней — жёваная калина: и красная мякоть, и шелушки, и семечки…

Было-то потом смеху!

Вечером, когда медовушки выпил да обижаться на шутки уже перестал, Конон сказал:

— Конечно, поторопился я — не прицелился… Да тут меня знаешь как затрясло, когда увидал: лось же!..

А отец наклонился к нему, тихонечко спрашивает:

— А если медведь?

«А если и правда медведь?» — думает теперь, засыпая, Егорка…

И ему уже другое видится: как бредёт по тайге отпущенный на вольную волю Миха… Как на маленькой поляночке носом к носу сталкивается он с Кононом, а тот вроде бы берёт его за загривок и спокойно так говорит: «Что, боишься меня, тайга?.. Ты Виктора Михалыча Конона бойся!..»

Рано утром в интернат приехали шефы — трое молодых монтажников, одетых в зелёные брезентовые куртки с эмблемой на рукаве. На эмблеме в жёлтом кругу чёрным была нарисована маленькая домна, а над нею — стрела крана с большим, похожим на вопросительный знак крюком…

Сначала один из монтажников спиной подходил к клетке, обеими руками поманивая за собой машину, которая медленно шла в узком проходе между железобетонными плитами и уже привезённой с берега на зиму длинной металлической лодкой. Потом машина развернулась, подалась к клетке задним бортом и стала. И двое других монтажников открыли борт и сбросили на землю большую бухту толстого стального троса, пару кусков троса потоньше и несколько мотков бечевы, а потом вниз полетели широкий монтажный пояс, какие-то металлические пруты и крючья, а под конец — перетянутая шпагатом стопка новых брезентовых рукавиц…

— А чего это вы, дядя, будете делать? — спросил у одного монтажника Венька Степаков.

И тот как будто бы удивился:

— Как — чего?.. Будем вашего Потапа переводить в новый дом…

— А как вы его будете переводить?..

— А вот увидишь…

— Не, дядь, правда, а как?

Но тут прозвенел звонок, а из-за угла школы показался Пётр Васильич, и ребята нехотя пошли в класс…

На перемене, конечно, все снова бросились к Михе и увидели, что монтажники сидят на мотках бечёвки и покуривают, а между клеткой и новым зверинцем по земле туго натянут стальной трос.

Около троса, сунув руки в карманы, уже стоял Венька Степаков, и, когда ребята подбежали, он будто бы равнодушно сказал:

— А я знаю, как его поведут…

Веньку окружили.

— Расскажи, Вень!..

— А ты чего, всё время тут был?

— Он с пол-урока…

— Ага, он бритвочкой нарочно дренчал, его Лиля Иванна и выгнала…

— Ну, расскажи — как?

Венька помолчал, повоображал ещё немножко, потом сплюнул на трос и снова равнодушно — чего ж, мол, тут особенного? — сказал: