Йозеф Томан - Дон Жуан, Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры

- Негоже нам обвинять брата, который отдает убогим все, что имеет, прозвучал и другой голос.

Только эти два голоса и раздались в защиту Мигеля. Остальные тридцать монахов кипят неудовольствием:

- Все, что имеет? Нет, брат! Он богаче архиепископа! У него имения, дворцы, вассалы, замки...

- Зато себя он отдает целиком! - воскликнул один из защитников Мигеля. - А ведь это самое ценное! И пищу свою он раздает каждый день! Кто из нас, братья, сумел бы...

- Довольно! - поднял руку старший брат... - Боюсь, брат Мигель одержим себялюбивой жаждой искупить свои... свое прошлое. И, по суждению моему, избрал он неверный путь...

- И нас всех мытарит! - взрывается братия. - Да еще болезнями заразит...

- После долгих, горячих молитв внушил мне господь мысль поделиться опасениями нашими с его преосвященством, высокорожденным сеньором Викторио де Лареда, архиепископом Севильским, который, как нам известно, долгие годы поддерживал добрые отношения с семейством брата Мигеля. Его преосвященство поможет нам советом.

И опять, подобно оливовой роще под ветром, заволновалась толпа монахов, и общее одобрение провожает старшего монаха, который тотчас отправился к архиепископу.

Его преосвященство, внимательно выслушав монаха, долго пребывал в безмолвном раздумье.

- Ждите, святой брат. Посмотрим, - произнес он наконец.

Едва удалился монах, как в приемную ввели Трифона, который уже несколько дней добивался аудиенции.

Трифон ликует. Ведь это все его труды! Это он, исполняя обещание свое, вернул в лоно церкви графа Маньяра, владельца половины Андалузии!

Иезуит излил пред троном архиепископа весь свой восторг, соответственным образом подчеркнув свои заслуги, и ждет теперь обещанной награды.

- Однако имущество свое Маньяра оставил за собой, - доносится голос с высоты, из-под пурпурного балдахина. - Как монах, он дал обет бедности. Что будет с имуществом?

- Он, без сомнения, не замедлит передать его святой церкви, ваше преосвященство, - поспешно отвечает Трифон.

- Так ли уж без сомнения? - насмешничает голос с высоты. - Ведь у него есть сестра, родственники...

Трифон в ужасе захлебывается собственным дыханием и молчит.

- И то рвение, каким отмечена жизнь его в обители, и преувеличенная забота о людях мне не нравятся - не о боге ли следует ему помышлять? Что люди? Они не спасут его души. А подавая недобрый пример, он наносит ущерб святой церкви.

Долгое молчание.

- Ждите, падре! Посмотрим, - второй раз звучит с высоты.

Трифон спустился по наружной лестнице на улицу, и южный ветер растрепал его поредевшие седые волосы, бросив их на лицо, подергивающееся от ярости.

* * *

Мигель, озабоченный, ходит от больного к больному.

- Воды! - стонет один.

Мигель подает. Больной выпил, но лицо его недовольно.

- Что с тобой, брат?

- Вода теплая! Но я не жалуюсь, - отвечает больной. - Ты, брат, один на нас на всех, разве можешь ты то и дело бегать за свежей водой?

Мигель спешит с ведром к колодцу в монастырский сад. Пока донес, вода согрелась. А тут от духоты потеряли сознание сразу двое. К кому первому броситься на помощь?

Пришел к больному отцу пятилетний мальчуган. Увидев отца в полутьме, в смрадной грязи, услышав стоны умирающих, расплакался малыш:

- Здесь плохо, папа! Грязное... Черное... Мне страшно! Пойдем домой! Вставай, пойдем!

- Дома у вас лучше? - спрашивает ребенка Мигель.

- Да! Там светло. И не так грязно. И никто не стонет...

- Тише, сынок, - утешает его отец. - Мне здесь хорошо. Подумай, каждый день два раза дают супу с хлебом и апельсин...

Малыш мгновенно смолк. Суп, хлеб, апельсин! Райские дары - и каждый день! А дома приходится целыми днями дожидаться еды... Но потом, оглядев еще раз темное, неуютное помещение, он снова сморщился, готовый расплакаться.

Сегодня приняли старика; астма уморит его раньше, чем наполнится луна.

Старец вошел, опираясь на плечи сыновей, и застыл на пороге. Пока старческие глаза привыкали к полумраку, он прислушивался к стонам и вздохам больных, доносившимся изо всех углов, и брезгливо приподнял руки.

- Уведите меня отсюда! Я здесь не останусь...

- Ложе тебе приготовлено, старче, - сказал Мигель.

- Не останусь я здесь, монах, - повторил старик. - Не хочу умирать в подвале, где темно, сыро, где кричат люди... Это напоминает мне ад, а с меня довольно того ада, каким была моя жизнь. Хочу умереть там, где хоть немного света и воздуха.

- Бойся бога, нескромный человек, - строго сказал Мигель.