Йозеф Томан - Дон Жуан, Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры

- Не плачь, брат, - промолвил Бруно. - Тебе не из-за чего плакать. Странно было слышать такие слова от тебя, но ему, Даниэлю, ты хорошо сказал на дорогу. Там где-нибудь он наверняка найдет свою любовь...

* * *

Мигель воротился из города, за ним тянулась толпа.

Он уложил больных, как сумел, накормил голодных, напоил жаждущих. Просторное помещение склада до отказа набито несчастьями и болезнями.

Усевшись посередине, Мигель начал проповедь. Он говорит о безднах и высях, о сердце чистом и разъеденном страстями, говорит резко, круто, обвиняет и позорит самого себя, чтобы тем выше поднять чистоту.

Окончив, зажег несколько лучин и светильников, и люди разошлись по домам, вернее, по норам своим, пережевывая по дороге его слова.

Мигель стоит посреди подвала и провожает слушателей своих печальным взглядом, словно с ними теряет он часть себя самого. Но они вернутся!

И верно, на другой день возвращается и тот и другой - за добрым словом и за миской похлебки.

В царствование Филиппа II Испания была довольно богатой страной. В те поры даже нищенство было прибыльным занятием.

Ныне же, к концу царствования Филиппа IV, мы стоим на грани между прозябанием и нищетой. Нет более настоящей, доброй работы, и нам остается лишь тяжко трудиться в надежде, что, быть может, перепадет нам какой-нибудь жалкий реал. А как выглядит эскудо или дублон - мы давно забыли... Но, поскольку господь бог положил нам в колыбель дар радоваться жизни, то и не думали мы о старости, не откладывали по медяку от каждого заработанного реала. Не приходило нам в голову что будем мы дряхлы и больны, и вот негде нам преклонить голову... Что выпросим - пропьем, и не остается у нас даже на хлеб насущный. Сделаться приживалом удается лишь одному из пятидесяти, шантажировать кого-нибудь - раз в год привалит счастье, а воровать трудно, да и не всякий умеет, тем более что и красть-то особенно нечего... Вот и тянем мы лямку старости, безрадостной и тяжелой, ожидая, когда же костлявая перенесет нас в лучший мир...

Но, как испанцы, мы имеем права - хотя бы на бумаге - и потому спрашиваем: почему вы не хотите взять нас, хворых, хотя бы в этот склеп, почему не уделите нам миску похлебки и капельку того самого милосердия, о котором написали вы, братья, на воротах своей обители?

- Сегодня никого не можем взять. Мест нет. Может быть, завтра.

- Завтра будет место? Почему же завтра?

- Может быть, за ночь кто-нибудь выздоровеет. Может быть, умрет кто-нибудь и освободит место для вас.

- Дай-то господи, чтоб кто-нибудь освободил для нас место!

* * *

Братия недовольна Мигелем, братия возмущена. Собрались монахи в саду, в то время как настоятель их, Мигель, ухаживает за больными. Ропщут:

- Отец настоятель слишком усердствует в своем попечении о бедных и больных. Ни в чем не знает меры...

- Не только усердствует - самоотвержением своим он обвиняет нас в том, что мы не такие, как он. Изобличает нас в недостатке любви к ближнему...

- По глазам его читаю - он хочет, чтобы и мы трудились ночью и днем, как он...

- Никогда! Наш устав этого не требует.

- Видел, брат, как смотрел он на нас вчера, когда отдавал свой обед нищему? Этим взглядом он и нас призывал поступать так же!

- Этого он не может требовать!

- Он и не требует словами, он примером своим хочет заставить нас...

- Неправильно, когда так буквально исполняет обет чистоты и бедности хотя бы и сам настоятель. Это уже аскетизм!

Движение прошло по монахам, словно ветер по купе дерев, и старший из них возводит на Мигеля такое обвинение:

- Как старший из вас, братья, должен я с сожалением сказать, что брат Мигель пренебрегает миссией настоятеля...

- Да, он ставит под угрозу тихую жизнь обители, нарушает покой, наши благочестивые раздумья, наши молитвы! Ах, какой шум у нас постоянно! Сотни калек осаждают ворота монастыря! А стенания больных лишают нас сна... Вся жизнь обители подчинена его недужным...

- Еще заразу занесет! Я все время твержу...

Старший брат состроил глубоко печальную мину.

- Это еще не все, братья мои. Я бы сказал, что брат Мигель и как глава монастыря ведет себя не должным образом: не заботится о соблюдении устава, не правит монастырским имуществом - это он свалил на меня! - и даже хозяйством обители не занимается, приставив к нему брата Дарио... И где же основное наше дело, где забота о том, чтобы возвещать и укреплять веру в святую католическую церковь?

- Увы! Увы! О, боже милосердый!

- Однако трудами своими он помогает страждущим, - раздался голос в группе монахов.