Иван Лазутин - Суд идет

— Почему же вы тогда не наказали ее?

— Молода. Неопытна. Зачем губить человека в тюрьме, когда на ошибку его можно указать на свободе?

— Однако вы великодушны.

— От умных людей я слышал, что великодушие не порок.

Ануров смотрел на Шадрина такими глазами, словно он собирался сказать ему что-то очень важное, но никак не решался, не знал, с чего начать. Даже в последний момент, когда за подследственным в комнату вошел солдат-конвоир, чтобы увести его в камеру, Дмитрий продолжал читать на лице его острое желание в чем-то предостеречь, от чего-то оградить. Уже в дверях Ануров остановился и резко повернулся к Шадрину.

— Зря вы, гражданин следователь, впутали в это дело Школьникову. Она прекрасная девушка. Если можно, я могу подписать новый протокол, где не будет стоять ее имени.

— Вы свободны, Ануров! — резко ответил Шадрин и дал солдату знак: немедленно увести.

Что нужно от него этому Анурову? Почему он так смотрит на него своими всевидящими и словно все понимающими колдовскими глазами? Ведь не может же он знать, что Ольга его друг, невеста, почти жена? Никто об этом не знает из товарищей по работе. Да и Ольга — могла ли она посвятить кого-нибудь в святыню их интимных чувств? Ведь она скрытная, серьезная девушка. Не могла же она раззвонить на весь магазин, что ее жених — следователь. Но даже и в этом случае директор универмага узнал бы последним. Нет, Дмитрию просто кажется, что его втянули в какую-то опасную игру, где на карту поставлена не только судьба Ольги, но и его судьба и его честь. Одна смутная догадка сменялась другой. Одно подозрение наслаивалось на другое. И над всем этим хаосом обрывочных мыслей и чувств висела неприглядная, как темень погреба, тревога. «Скорей бы все это кончалось!.. Так дальше нельзя!»

И вдруг перед глазами встала картина: вход в метро, красивая женщина в котиковой шубе, толстый голубой конверт с сотенными бумажками… И слова Ольги: «Их две сестры… Они близнецы… Я видела их однажды вместе, они приходили к директору универмага. Одна из них жена Анурова…»

«Да, но кто же та, другая? Неужели я видел ее полгода назад, когда она приходила в кабинет Богданова? Тетя Фрося сказала, что это его жена… Может ли быть такое совпадение?.. А что, если?..»

Шадрин вышел в коридор. Где-то совсем рядом, в одной из камер, еле теплилась грустная песня:

Длинный, длинный коридор. Угрюмые лица надзирателей, тяжелые низкие двери нумерованных камер. Много-много камер. Кажется, что нет им конца… Каждый шаг, гулко отдаваясь под потолком полутемного коридора, болезненным эхом хлестал по сердцу Шадрина. Не ждал, не думал, не чаял…

И на этот раз Шадрин не зашел в обувной магазин. Теперь было не до ботинок. По пути в прокуратуру он заехал к Ольге. Она еще не вернулась из деревни. Серафима Ивановна ждала дочь со дня на день. Дмитрий посидел несколько минут в уютной натопленной комнате, пообещал зайти завтра вечером и вышел на улицу.

Над Сокольниками шел снег. Пушистый, крупный и спокойный снег. В такую вот погоду приходит к людям в дом радость и солнце. А он… С чем он шел к Ольге? Чем он мог порадовать ее? Сообщить, что завтра ее будут допрашивать, как соучастницу в преступлении? Да и мог ли он, имел ли он право сказать ей об этом? Нет, он не должен был об этом говорить. Он не имел права. Но он хотел видеть ее, чтобы по-новому посмотреть ей в глаза и спросить у нее единственное: всегда ли она говорила ему правду? Нет ли у нее на сердце камня прошлых провинностей? Не грызет ли ее за какой-нибудь нечестный поступок совесть? Не утаила ли она от него что-нибудь очень важное и тревожное? Шадрин уверен был в одном: если она хоть в сотой доле повинна в том, в чем ее хотят обвинить, она ему все расскажет. Пусть со слезами, пусть моля прощения, но не скроет. Она не сможет обмануть его.

С этими мыслями Шадрин вышел на широкое асфальтированное шоссе и зашагал к метро. Шел медленно, заложив руки на спину и глядя себе под ноги, словно что-то выискивая на запорошенной пушистым снегом дорожке.

Через час он вернулся в прокуратуру. Не успел сесть за стол и приняться за дела, как его вызвали к прокурору.

Дмитрий вошел в кабинет Богданова.

— Во сколько закончили допрос? — спросил прокурор, испытующе взвешивая взглядом Шадрина.

— В двенадцать.

— Сейчас уже два. За это время можно пешком дойти до Рязани.