Иван Лазутин - Суд идет

Дмитрий строго посмотрел на Шарапова.

— Нас интересуют даже крохи. Отвечайте, кому вы еще давали деньги за проданные товары?

— Ну, если вас интересуют незначительные суммы, то могу сказать.

— Кому?

— Школьниковой Ольге и Лилиане Петровне Мерцаловой.

Авторучка дрогнула в руках Шадрина. Он поспешно записывал. Он спрашивал о том же, о чем спрашивал Фридмана прокурор.

Показания Шарапова вплоть до мельчайших подробностей совпадали с показаниями Фридмана. Суммы денег, место вручения их, номиналы купюр — все было так, как об этом рассказал Фридман. А мысль лихорадочно работала: «Неужели я ошибся в ней? Неужели она?.. Нет, не может быть! Тут какой-то подлог. Провокация!.. Но как все это опрокинуть? Как доказать, что это ложь?..» Вопросы эти черными молниями носились в голове Шадрина. И снова мучительно захотелось курить. Вот он уже протянул руку к пачке богдановского «Беломора», лежавшего на столе. Он видел, как дрожали его пальцы, и не мог победить этой дрожи. Закурил.

— За что вы давали деньги Школьниковой и Мерцаловой?

Шарапов улыбнулся, показывая свои золотые зубы.

— Известно за что, гражданин следователь. Кассирша пробивала чеки и умела об этом молчать. Что касается Мерцаловой, то я уже говорил на последнем допросе о том, как она нам помогла.

— Эти деньги кассирша и товаровед брали с охотой или вы, злоупотребляя служебным положением, вручали им насильно, чтобы сделать из них соучастниц?

— Вы шутите, гражданин следователь. Кто же деньги берет под угрозой, без удовольствия? Тем более, когда они так легко заработаны. Нужно было только уметь молчать и крутить рукоятку кассового аппарата.

Резко повернувшись в сторону Фридмана, Дмитрий спросил:

— Гражданин Фридман, вы подтверждаете показания Шарапова?

— Да, полностью подтверждаю.

— У вас есть какие-либо дополнения?

— Нет. У меня нет никаких дополнений, — извинительно ответил Фридман.

Шадрин перевел взгляд на прокурора, который спокойно сидел в стороне и сквозь добродушный прищур век смотрел на следователя, словно любуясь его работой.

— У меня к Фридману и Шарапову вопросов больше нет, — твердо сказал Дмитрий.

Богданов вызвал конвоира, который вошел тут же, без промедлений.

— Уведите! — распорядился он, кивнув в сторону Фридмана, который поспешно привстал и направился к выходу.

Солдат пропустил впереди себя Фридмана и, громыхая тяжелыми сапогами, скрылся за дверью.

Прокурор посмотрел на часы и заторопился.

— Анурова допрашивайте один. У меня тут есть другие дела. — С этими словами Богданов встал и уже почти в самых дверях повернулся к Шадрину. — Вечером покажите мне протоколы допросов.

И вышел.

«У него есть дела… А у меня их, видите, нет… Ловко, ловко сработано!» — подумал Шадрин.

Но не успел он дать ход зародившимся подозрениям, как в сопровождении все того же конвоира в комнату вошел Ануров.

При виде своего «шефа» Шарапов уважительно встал. Даже здесь, в тюрьме, Ануров продолжал внушать доверие и страх своему младшему партнеру по тайным махинациям.

Те же самые вопросы, на которые только что отвечали Фридман и Шарапов, пришлось задавать и Анурову. Вся разница была лишь в том, что если Шарапов и Фридман сравнительно легко сознались, что в число соучастников хищения входили кассирша и товаровед магазина, то из Анурова это пришлось вытягивать. Назвав имена товароведа и кассирши, он тут же сокрушенно вздохнул и покачал головой.

— Знаете что, гражданин следователь, не нужно их вмешивать сюда. Девушки они обе хорошие и в эту кашу попали по недоразумению.

Но было уже поздно. Ануров признался, что по его указанию Фридман в присутствии Шарапова несколько раз — он даже припомнил, где и когда это было, — вручал им деньги. Совпадало все: даты, суммы взяток, место вручения.

Допрос Анурова подходил к концу. Ему был зачитан протокол, который он должен подписать.

— У меня есть дополнения, гражданин следователь.

— Пожалуйста, — ответил Шадрин, а у самого из головы не выходил один и тот же вопрос: «Неужели она могла? Неужели все это правда?!»

— Моя глубочайшая просьба, гражданин следователь, состоит в том, чтобы оставить в покое этих двух девушек. Они еще молоды. И если говорить по последнему счету, то в эту историю вмешаны по неопытности. Тем более, мне до глубины души жаль Школьникову. Она совсем не виновата. Бедняга, работает и учится. Она буквально разрывается. У нее на иждивении больная мать. Прошу вас, оставьте ее в покое. Свой крест мы понесем четверо. Нам уже все равно, свое мы отжили.