Сэмюэл Беккет - Недовидено недосказано

Потом выплывает из тени перегородка. И тает уступая место уходящему вдаль пространству. На востоке ложе. На западе стул. Итак это место можно разделить только исходя из назначения каждой вещи. Насколько во всех отношениях лучше сплошное пространство. Глаз с облегчением успокаивается но ненадолго. Потому что перегородка медленно восстанавливается. Медленно вырастает из пола вздымается теряется в темноте. Полумрак. Вечер. Крючок для застегивания ботинок поблескивает в закатных лучах. Едва виднеется ложе.

Она рассеянно — глаз устал от безжизненности — переводит взгляд на двенадцать. Они не видны ей а она им. Но когда она поворачивает в другую сторону ее глаза неотрывно уставлены в землю. Туда где дорога остановилась у нее под ногами. Вечер зима. Все так смутно. Все было так давно. Итак за неимением лучшего вдовый взгляд в сторону тех двенадцати. Все равно какой взгляд. Он стоит вдали лицом к закату. Темный плащ до земли. Изогнутая шляпа из прежних времен. Наконец лицо прямо в глаза светят последние лучи. Скорей укрупнить поглотить пока не настала ночь.

Совершенно не нуждаясь в свете для зренья торопится глаз. Пока не стемнело. Это так. Так он сам себе противоречит. Потом утоленный… потом утомленный он под прикрытым веком выходит на простор бреда. Что они могут брать в кольцо если не ее? Осторожно. Она не поднимающая больше глаз поднимает глаза и видит их. Неподвижных или уходящих прочь. Уходящих прочь. Тех которые если смотреть на них слишком близко удаляются на должное расстояние. Но тем временем приближаются другие. Те которых ее блуждания от нее отдаляют. Никогда она не видит чтобы кто-то из них сделал хоть шаг в ее сторону. Или она забывает. Она забывает. И вот они делают этот шаг. Не сближаясь друг с другом. Так чтобы она все время была в середине.

Примерно. Что же им брать в кольцо если не ее? В кольцо из которого она без помех исчезает. Откуда они ее выпускают. Вместо того чтобы исчезать вместе с ней. Так рождается бред. Покуда глаз пожирает свое пропитание. Утомленный в собственной своей темноте. Во всеобщей темноте.

В агонии надежда больше никогда ее не увидеть — вот и она опять. Мало переменилась на первый взгляд. Вечер. Всегда будет вечер. Не считая ночи. Она возникает в просвете лугов и пускается в долгий путь. Медленно неверным шагом словно теряя равновесие. Внезапные остановки а после внезапно опять вперед. Так ей до ночи не дойти. Но время притормаживает время которое ей нужно. Приноравливается к ней. Поэтому за все время пути все одни и те же сумерки. С разницей в пару свечей. С грехом пополам она тащится на юг отбрасывая в сторону встающей луны свою длинную черную тень. Вот они обе наконец у двери в руке большой ключ. Тут же и ночь. Когда не будет вечера будет ночь. Опустив голову она стоит лицом к рассвету. Волосы белым нимбом. Только колеблется вися на пальце старый ключ отполированный временем. Слегка пошатываясь взад и вперед она слабо мерцает в лунном свете.

Если брать снизу лицо наконец поддается. В слабом свете отраженном в плите. В недвижной массе мягко вогнутой отполированной веками хождений взад и вперед. Свинцовая белизна. Ни морщинки. Какой безмятежной кажется эта старинная маска. Наравне с масками недавно умерших. Правда освещение оставляет желать лучшего. Закрыты глаза так что зрачков не видать. В будущем окажется что зрачки обведены бледной голубизной. Возможно плач был им не чужд. Невообразимый плач былых времен. Агатово-черные ресницы знак того что она была брюнеткой. Может быть. На заре жизни. Миниатюрная черноволосая. Нос исчезает по знаку губ а губы едва наметившись расплываются. Плита в которой отражается небо потемнела. Отныне ночь черна. А на заре уже никого. И невозможно установить вернулась ли она домой или ушла под покровом тьмы.

Белесой гальки с каждым годом все больше. Чуть не с каждой секундой. Если так дальше пойдет постепенно галька погребет под собой все остальное. Первая зона пожалуй уже более пространная чем на первый взгляд недовзгляд и с каждым годом немного больше. Потрясающее зрелище под луной — эти миллионы крошечных гробниц каждая уникальна. Но утешения нет почти нет. Наконец уйти ради другой недоназванной известняковой долины. Пастбище больное хлорозом усеянное белесыми пятнами меловой земли с которых облезла трава. Глядя на известняк пробившийся на поверхность глаз излечивается от боли. Камень везде побеждает. [8] — Камень везде побеждает . — В «Недовидено недосказано», как и в некоторых других текстах Беккета (например, в радиопьесе «Зола»), намечается противопоставление моря и камня. Если «мягкая», аморфная водная стихия символизирует бессознательное, в котором прошлое сосуществует с настоящим и будущим («Ночь наступает когда та которой нет слышит море»), то камень абсолютно неподвижный и безжизненный, является тем орудием, которое может «пробить» бесконечный дискурс бессознательного, напоминающий безбрежность морской глади. Ср. далее, где говорится о «сухом» звуке падения. Белизна. С каждым годом все больше. Чуть не с каждым мигом. Повсюду с каждым мигом белизна побеждает.