Иван Лазутин - Черные лебеди

— Да, москвич, если учитывать, что загорская лавра находится на святой земле Московии.

По-детски озорно закусив нижнюю губу и сжав кулаки, Жанна, упираясь острыми локтями в горячий песок, еще ближе подползла к Растиславскому.

— А сколько вы получаете в своей лавре? То есть, извините… какая зарплата у священников? — робко спросила Жанна и, устыдившись своего любопытства, заметно покраснела.

— Что, что? — Растиславский подставил к уху ладонь.

— Может быть, вопрос мой очень нескромен, но ведь попы и священники питаются не одним только святым духом? — Жанна попыталась шуткой скрасить свое любопытство. — Только, пожалуйста, дядечка, не обижайтесь.

— Ничего, дитя мое. В том, что тебя интересует, никакого греха нет. Грешно таить свои мысли. А на вопрос твой я отвечу: твердой зарплаты у служителей церкви нет. Мы довольствуемся тем, что получаем от прихожан. Хлеб наш насущный произрастает на ниве щедрости христиан.

По лицу Леры скользнула озорная ухмылка. Она хотела что-то сказать, но промолчала.

— Глядя на вас, можно полагать, что загорские прихожане вас не обижают? — не унималась Жанна.

— Что ты хочешь сказать этим, дитя мое? — вопросом на вопрос ответил Растиславский, строго и в упор глядя в глаза Жанны.

— А то, что думаю. И уж если вы сказали, что таить свои мысли грешно, то разрешите воспользоваться этим правом? — наступала Жанна.

— Почему-то раньше я всегда думала, что священники и монахи — это люди, которые отрешены от всех земных удовольствий. Я считала, что они заняты только тем, что замаливают грехи своих прихожан и ведут аскетический образ жизни. Не пьют, не курят, не играют в преферанс, не ездят по курортам, не обнажают себя до трусов в общественных местах… В моем представлении служители культа всегда были… — Жанна замялась: — Ну, как вам сказать… какими-то обреченными великомучениками… А вот, видите… вы совсем не такой. Если б не ваша борода, то можно подумать, что вы артист или спортсмен. К тому же вы так молодо выглядите.

Растиславский отвернулся от своих собеседниц, долго и грустно смотрел в сторону моря, словно обдумывая, как бы его ответ молодые девушки не истолковали дурно. Лицо его при этом было озабоченное и отрешенное.

— Спасибо, дочь моя, за искренность. Только в ответ на твои слова осмелюсь напомнить, что любимое изречение Карла Маркса «Ничто человеческое мне не чуждо» ни в коей мере не противоречит десяти заповедям. Главное — делать добро ближним.

— О! Вам даже Маркс знаком? — удивилась до сих пор молчавшая Лера. Положив голову на сцепленные кисти рук, она лежала не шелохнувшись и не сводила глаз с Растиславского.

— В той мере и в тех пунктах, где учение Маркса частично совпадает с учением Христа, — ответ Растиславского прозвучал как давно заученная фраза. Глаза Жанны снова удивленно округлились. Она не понимала: подсмеивается над ними их бородатый земляк или говорит всерьез.

— Вы ко всему прочему еще и шутник, — кокетливо улыбаясь, сказала Лера.

Растиславский перевернулся на спину и, скрестив на груди свои сильные загорелые руки, глядел на плывущие в небе облака. Задумчиво, словно рассуждая, он проговорил:

— Если бы вы знали элементарные основы учения православной церкви, то могли бы воочию убедиться, что первым проповедником нравственности был Христос.

Фыркнув, Жанна приглушенно расхохоталась, отчего ее плечи мелко задрожали.

— Боже мой!.. Если с вами поговорить часок, то, чего доброго, подумаешь, что свой «Капитал» Маркс написал по цитатам из Библии. А потом…

Жанна еще что-то хотела сказать, но ее неожиданным и резким жестом остановила Лера:

— Хватит, Жанка, а то доболтаемся.

— Чего боишься, это же наш земляк, не укусит, — Жанна отстранила руку подруги и повернулась к Растиславскому. — Вы только что сказали: главным принципом христианства является принцип — делать добро ближним. Сейчас меня интересует: сделали ли вы сегодня добро для кого-либо из тех, кто окружает вас?

— Да.

— Какое же? И кому? — наседала на Растиславского Жанна.

— Я был у заутрени и, выходя из церкви, подал милостыню страждущим.

— Это уже дело! — щелкнув пальцами, воскликнула Жанна. — А что вы хотите сделать доброго на сегодняшний день?

И на этот раз Растиславский не спешил с ответом. Что-то обдумывая, он надел темные очки и некоторое время лежал молча. Лицо его было непроницаемо-сосредоточенным.

— Вы не ответили на мой вопрос, — тихо сказала Жанна, словно опасаясь, что они уже переступили грань приличия или наскучили своему собеседнику.