Александр Рахвалов - На гарях

С грустью расставались с «толкучкой» — родиной последних мастеров-умельцев. Надо было заехать в универмаг — купить Тихону костюм, не хотелось его везти в Обольск голодранцем. Да и что это будут за смотрины, если задница у мужика наголе?!

Подъехали к универмагу. И тут к одной радости, как говорится, прилипла другая: Тихон столкнулся с родным братцем.

— Родной! Боже мой, какая радость, — бросился он на шею опухшему и тяжелому, видно с похмелья, брату.

— Здравствуй, братец! — улыбнулся тот. — Рядом живем, в одном городе, а друг к другу — ни разу! Так хоть улица свела, а?

Обнимались, тискались братья. Клава стояла в сторонке и невольно удивилась: «Как похожи, черти!» Да, одна кровь. Теперь уж было не до универмага — отправились в гастроном.

— Устрою вам, субчикам, праздник, — говорила она, радуясь за Тихона: обняв брата, тот даже прослезился.

— Отпразднуем! — хрипло похохатывал брат. — Никаких обид! Помочь вам ничем не мог — работа заела: постоянно на Север ездил… То туда, то сюда. Теперь осел, роюсь в земле, как крот: газ проводим в городе.

— Возьмем две бутылочки коньяку, поедем к нам, — никак не отреагировала она. — Посидим дома, выпьем… Родные братья встретились!

Вернувшись домой, она быстро собрала на стол и пригласила братьев, разговаривавших на улице. Они сидели на крыльце и курили, с волнением и дрожью в голосе перебирали родные имена.

— Эх, как жизнь-то пролетела! — выпив, проговорил братец. — Но я все помню — как приезжал к тебе в Ленинград, как ты нам гармошку купил, учились тогда играть… Эх, жизня! А сам-то, Тихон, играешь теперь? Давай.

— Не играю, — ответил Тихон, взглянув на жену. — Но достать могу — у Томки. Сбегай, Клава, а?

Клава побежала к соседке.

— Вот так они и жили, — вздохнул братец, — спали врозь, а дети были. Но я рад тебе, братуха, рад!..

Братья обнялись и расцеловались.

Клава вернулась с гармошкой. Хомяковатый братец пробежал по басам, опробовал голос — заказывай, — и Тихон заказал — ту, из молодости, любимую. Когда запели, Клава и тут подивилась: мягкие и сильные голоса у обоих. Точно один человек поет.

Захмелевшая хозяйка, склонив голову, слушала их.

Ни о белых ночах, ни о Васильевском острове она не знала, но плакала вместе с братьями. Будто одну молодость оплакивали. До чего же сближает людей хорошая песня!

— Почему ничего не едите? — спросила она после того, как брат отставил гармонь.

— Без еды… Да о чем ты, Клава! Не беспокойся, — ответил гармонист. — Какая еда? Встретились наконец-то… Дай я тебя поцелую, брат!

Они опять целовались, и Клава, качая головой, радовалась этому. Тихон посвежел, приободрился. Он беспрестанно подливал брату, жене и себе — в последнюю, конечно, очередь. Он угощал, как только может угощать настоящий хозяин, щедро, с высоко поднятой головой: прошу, прошу… не чужие.

Мужики басили. Клава распахнула двери, даже форточки пооткрывала, как будто хотела доказать соседям, что и у нее, такой-сякой, в доме праздник. Пойте, мужики, коли душа просит… И соседи не могли не слышать стройных их песен — Тамара бы так не спела никогда… Куда ей, дуре.

Через час к дому Тихона потянулся народ. Соседи приходили со своим вином… Клава даже пошутила: «Когда строились, ни один не пришел помочь, а в застолье — ох, как мы дружны, люди!»

Первым пришел Юрий Иванович, что недавно построился за Харитоновной.

— Можно к вам? — пропищал он своим слабеньким голоском в приоткрытую дверь. — Не прогоните?

— Заходи, Юра, — пригласила его Клава. — Здесь как раз только тебя и не хватало. До полного комплекта.

— Я слышу — поют, — не обиделся он на иронию в голосе хозяйки. — А суббота, в душе пусто… Чего, думаю, сидеть одному? Пойду к Тихону.

Он выставил на стол бутылку водки и присел рядом с хозяином.

— Хорошо, что пришел! — искренно обрадовался гостю Тихон. — Я давно хотел поближе с тобой познакомиться. Живем, как… Не знаю.

— Все верно. Трудно по одному жить… Дико.

— А это… Это братуху встретили в городе, поэтому празднуем, — продолжал хозяин. — А так-то я не очень употребляю… Некогда.

Клава расхохоталась. Но чтобы не испортить настроения мужу, обратилась к Юрию Ивановичу:

— Ты, сосед, — хохотала она, — пей и ешь. Об одном прошу: не пой песен. С твоим голосом только в туалете сидеть и кричать: занято!

Юрий Иванович тоже расхохотался. Обиды не было, потому что он не понаслышке знал, какова на язычок хозяйка.