Александр Рахвалов - На гарях

Застолье оживилось.

Об Юрие Ивановиче знали здесь только хорошее. На глазах строился человек… Не заладилась семейная жизнь, бросил шоферить, оставил жене и детям квартиру, а сам, прихватив ковер — «На черный день, строиться буду, так хоть не с ноля!» — притопал к брату. Вдвоем они привезли две машины списанных шпал на окраину да и собрали из них крепкий домик. «На кой черт мне насыпушка! — визжал Юрий Иванович. — Срубил из шпалы, так теперь знать буду, что навеки! Лет двадцать протяну, а там завещание напишу: „Передайте мой дом тому, кто нуждается в жилье“. Этот крепок, — кивал он на дом, — простоит века, как добрая железная дорога. Не зря же — шпала?!» Каждый видел, что неказистый мужичок поставил себе не дом, а памятник. Стены покрыл снаружи резной дощечкой, проолифил, принялся за ворота, но бросил почему-то… Так и стоял его домик, открытый глазу со всех сторон, без изгороди, без вспаханного огорода. Точно человек жил в гнезде, даже замка на двери не было: что воровать? Работал он слесарем, ни к кому не ходил, но и не чурался никого. Казалось, что жизнь его так издергала, что он рад был своему одиночеству. Дважды ему попадали бабенки, сходился просто: «На работу не гоню, сиди дома…» — «Как же без работы?» — удивлялась «невеста». Тогда он брал ее под локоток и растолковывал, как несмышленому ребенку: «Вот мой дом, кухня, постель… Об одном прошу: следи за чистотой, готовь мне еду и никуда не лезь! Деньги будут лежать в шкафу, — он сам все сделал в доме, пригладил: и стол, и шкаф, и шифоньер врезал в стенку, — сколько денег понадобится, столько и возьмешь. Вот так и будем жить. Устраивает тебя?» — «Даже не верится! — вспыхивала „невеста“, наливаясь огнем. — Сроду была, как батрачка… Потому и скатилась…» — «Меня не интересует твое прошлое, — перебивал Юрий Иванович. — Не слепой, вижу кого беру. Живи по совести и не выпрягайся, а я — простой мужик».

Через недельку, глядишь, выправляется Юрий Иванович, ходит бодро, даже брюшко появляется, и он важно несет его перед собой, нигде не споткнется. Соседи знают; жизнь наладилась, слава богу… А еще через недельку— «невеста» вылетает в трубу.

— Что там, Юрка? — спрашивает беспардонная Тамара, высунувшись из воротец. — Нагнал, что ли?

— Говорил тварюге, — отвечает Юрий Иванович, — замечу чего — выгоню. Нет, неймется. Пришел, а она на рогах стоит среди кухни, вдупель пьяна. Чего не хватало тварюге?

Путные бабешки на Руси перевелись.

Так и жил Юрий Иванович. Так и стоял его домик, поражая всех красотой — мастером сработан! — и удивляя тем, что никогда не запирался на замок.

Застолье продолжалось.

Клава, довольная и деловая, прямо за столом пересчитала деньги, положила их в карман — и на булавочку.

Братья крепко подпили и решили съезжаться, так как больше не могли жить друг без друга. Но Клава их осадила:

— Съезжаться они будут. Вы тут, два гаврика, запьете — мне что делать? С одним-то алкоголиком справиться не могу. Нет, лучше уж живите порознь и в разлуке страдайте на трезвую голову.

Тихон «догонялся», как поняла Клава. Все у него было по-прежнему: выпил стопку — показалось, что капельки не хватило, потянулся за другой — опять не хватило капельки, а рука сама тянулась и тянулась к бутылке. И не мог он понять, что этой капельки ему никогда не хватит, и тянулся, не в силах бороться с пагубным инстинктом. Остановиться бы ему сейчас, переждать… Но Тихон пил одну за одной, как будто ему хотелось сравняться, сгладиться с братом, слиться, чтоб — как один человек… Братана-то она, зараза, веселила, и он, раскрасневшийся, терзал гармонь. Его душа пела. И Тихону, отяжелевшему на глазах, хотелось петь.

— Хватит тебе, Тихон, — попросила жена.

— Молчи! У меня праздник, — отмахнулся он. — Я сегодня праздную, а не митингую. Так, братуха?

— Все верно. Празднуй…

— Продали товар? — спросил Юрий Иванович. — Вроде на толкучку ездили.

— Продали, слава богу, — с облегчением вздохнула Клава. — Народу там!.. И в городе ходили — кругом, как ярмарка! Были бы только деньги…

— Весной всегда ярмарка в Юмени, — согласился Юрий Иванович. — Накормят разок людей, те и бодрствуют до первого каравая!

— Жрать тебе нечего, а? — ревел брат. — Тогда собирай рюкзак и дуй в колхоз на посевную. Че ты тут сидишь, присох? Ага, не хочешь пахать и сеять… Я тоже, брат, не хочу, — признался он. — И все мы не хотим, вся страна, только хлеба просим… Тихон вот, этот не жалуется ни на что — сам себя кормит. Ура, братец!