Матвей Рахвалов: Кома

© Матвей Рахвалов, 2018

ISBN 978-5-4490-9699-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

я хотел бы чтоб мы оказались в концлагере —

ты не сможешь там плакать, просто нечем уже;

я писать не смогу – не дадут мне бумагу и

я смогу тебя видеть наконец в неглиже…

тебя будут пытать. меня будут пытаться.

но в один незаконченный опыт на нас

мы окажемся рядом – среди трупов, на плаце…

но любовью, не ужасом, будет выпучен глаз.

если уж дохнуть, то как-нибудь честно,

чтобы не плакал никто за тебя,

чтобы не рыли красивое место,

не воздвигали над местом креста;

чтоб о тебе как о пыли забыли —

надо бы вытереть, да невдомёк…

где-то в бескрайних снегах тихо стыли

синь от зрачков и от горла комок.

нет человека рядом со мной…

нет в потном поезде, даже с толпой,

нервно сгрызающей плоть мостовой —

нет человека рядом со мной.

в очередях, в чахлых речах,

в точно глядящих в глаза нам часах,

даже с любимой и вроде родной —

нет человека рядом со мной.

ни спать, ни умереть, ни жить —

одна бессонница падучая,

и если даже кто-то спит,

есть ощущенье, что он мученик,

или предатель – всё равно,

ты не в цене, но в подаянии:

ночь смотрит на меня в окно

глазами недопоедания.

с точки зрения биологии люди едят мертвечину,

впрочем, и смерть благополучно поедает нас.

когда девочку изнасилует мужчина,

у него не будет дергаться глаз;

и когда найдут ее тельце

где-нибудь там, за гаражом,

у жены его забьется еще одно второстепенное сердце —

как говорится, «переживем»…

мечу речи,

плачу в плечи.

но в свои…

но не жалуюсь,

мною жалятся —

все – они.

заброшенные погреба

молчат, как гладные могилы,

что так беззубо и бессильно

губами шарят по гробам;

я в них под ночь улягусь спать

и ужас призакроет двери,

чтоб Бог в меня хоть раз поверил,

и я б проснулся. не опять.

ты думаешь, если ты жив,

ты что-то для этого сделал?

ты – просто химический слив:

молекулы делают дело.

ты можешь думать, что мозг

сумеет делить кровь и тело,

но жизни продолжится рост —

молекулы делают дело.

в слове – нет человека,

в крике – нет люта зверя,

в песне – птицы-синицы,

в молчи – нет быстрой смерти.

шла в сорванном платье,

в снятых от крови балетках.

чистая и святая…

(рифму придумаем, детки?).

написать некому.

от каждого знаешь знакомый ответ…

почему бы всех нас не выбросить в мерзлую реку,

где и выдранный ноготь приблизит немного, но свет,

где вгрызаться зубами в другого,

чтобы выплыть – бессмысленно, разве чудно…

но под льдом, где не выплыть, есть новое слово…

правда только одно.

выйди из языка —

голым, новым, поддождним,

крохи от текста куска

выплюни – может заброжжит

всё отзови новизной

зубы губами пусть хлещат…

нет. при потопе не нужен был Ной,

нужен был тот, кто зарежет.

утро вечера – всё дрянней.

плюнь в колодец – и он полней.

баба с возу – сытней волкам.

очень бывать этим двум смертям.

я не прощу этот мир.

он не пророщет меня.

если тут смысл и был,

значит он сгнил втихаря.

нет доказательства слов,

нет показателей черт,

если и будет любовь —

то сейчас её нет.

каждый день – делать праздником

отсутствия тебя,

ведь ты придёшь… и без разницы:

какой и куда;

главное, что ты светишься —

тебя найти легко…

так я, в пролёте лестничном

мчался, думая, что

каждый день делать праздником…

et cetera

quiproquo

ты знаешь, сколько утр бывает в серебре?

ты знаешь, сколько кроликов не может быть в норе?

я расскажу о стае,

что ночью лишь летала:

она сшибала ветки,

она ломала клетки,

и рожи у прохожих

из лжи рожала – в сложность;

пожары – покрывала,

спала – на покрывалах

детей, уставших плакать

от неночного страха;

а утром – замирала,

ведь всё всегда – сначала:

смерть в минус единице

понять ли это птице?

я смотрю на вас свысока.

ко мне тянется ваша рука