Сигрид Унсет - Венец

Она протянула руку над его рукой, схватила со стола кинжал и ударила Эрленда. Удар разодрал на нем одежду и слегка оцарапал кожу. Тогда Элина повернула острие к себе и сейчас же бессильно опустилась, боком на колено Эрленда.

Кристин встала и подошла к ним. Эрленд держал Элину, голова у нее свешивалась назад через его руку. Она почти сейчас же начала хрипеть захлебываться кровью, которая текла у нее изо рта. Она выплюнула много крови и сказала:

- Для тебя я приготовила... этот напиток... за все твои обманы... когда ты изменял мне...

- Приведи сюда тетку Осхильд, - тихо сказал Эрленд. Кристин стояла неподвижно.

- Она умирает, - сказал Эрленд тем же голосом.

- Тогда ей лучше, чем нам, - проговорила Кристин. Эрленд взглянул на нее, - отчаяние в его глазах смягчило ее. Она вышла из горницы.

- Что случилось? - спросила фру Осхильд, когда Кристин вызвала ее из поварни.

~ Мы убили Элину, дочь Орма, - сказала Кристин. - Она умирает...

Фру Осхильд бросилась бежать. Но Элина скончалась, когда она переступала порог.

Фру Осхильд положила мертвую на скамейку, смыла кровь у нее с лица и прикрыла его головным полотняным платком. Эрленд стоял позади тела, прислонясь к стене.

- Знаешь, - сказала фру Осхильд, - хуже этого ничего не могло произойти!

Она подбросила в очаг хвороста и дров; потом сунула туда рог в самую середину и раздула огонь.

- Можешь ты поручиться за своих слуг? - спросила она.

- Думаю, что да - за Ульва и Хафтура... Иона и того, что приехал с Элиной, я мало знаю.

- Ты, конечно, понимаешь, - сказала фру Осхильд, - что если только обнаружится, что вы с Кристин встретились здесь и оставались наедине с Элиной, когда та умерла, то уж лучше бы ты дал Кристин выпить напиток Элины! А если еще заговорят о яде, то люди припомнят и то, в чем меня обвиняли раньше... Есть у нее какие-нибудь родичи или друзья?

- Нет, - глухо сказал Эрленд. - У нее никого не было, кроме меня!

- И все-таки, - продолжала фру Осхильд; - будет трудно скрыть все это и увезти незаметно тело без того, чтобы на тебя не пало самое ужасное подозрение!

- Она должна быть похоронена в освященной земле, - сказал Эрленд, хотя бы это стоило мне Хюсабю. - Что ты скажешь на это, Кристин?

Кристин кивнула головой.

Фру Осхильд сидела молча. Чем больше она думала, тем невозможнее казалось ей найти какой-нибудь выход. В поварне сидело четверо слуг - если бы даже Эрленду и удалось заплатить им за молчание, если бы все они или хоть кто-нибудь из них, хотя бы слуга Элины, и согласился за деньги уехать из Норвегии, все-таки они никогда не были бы спокойны. А в Йорюндгорде знали, что Кристин была здесь; если Лавранс услышит об этом, то и представить себе нельзя, что он сделает! И потом: как увезти отсюда мертвую? Сейчас нечего было и думать о дороге на запад через горы; оставалась дорога к Рэумсдалу, или через горы в Трондхейм, или же на юг по долине. А если правда выйдет наружу, то все равно никто не поверит, даже если к их словам и отнесутся внешне с доверием.

- Я должна посоветоваться об этом с Бьёрном! - сказала она, поднявшись, и вышла из горницы.

Бьёрн, сын Поннара, выслушал рассказ жены, ни разу не изменившись в лице и не сводя глаз с Эрленда.

- Бьёрн, - в отчаянии сказала Осхильд, - кто-нибудь должен поклясться в том, что видел, как она сама наложила на себя руки!

Глаза Бьёрна стали медленно темнеть, и в них загорелся отблеск какой-то жизни; он взглянул на жену, и губы его скривились в улыбку:

- Ты хочешь сказать, что я должен быть этим человеком?

Фру Осхильд стиснула руки и протянула их к нему:

- Бьёрн, ты сам понимаешь, как это важно для них!

- А ты считаешь, что мое дело все равно уж пропащее? - медленно спросил он. - Или же ты считаешь, что во мне еще сохранилось так много от мужчины, каким я был когда-то, что я посмею принести ложную клятву, чтобы спасти этого юношу от гибели? Я, которого самого медленно топили все эти годы с той поры! Топили, говорю я! - повторил он.

- Ты говоришь это потому, что я состарилась, - прошептала Осхильд.

По горнице резко пронеслось рыдание Кристин. Она забилась было в угол около кровати фру Осхильд и сидела там неподвижная и безмолвная. Но теперь вдруг начала громко плакать. Как будто голос фру Осхильд обнажил ей сердце. Голос этот был полон воспоминаний о сладости любви; казалось, он впервые заставил Кристин полностью осознать, какая любовь была у нее и у Эрленда. Воспоминание о горячем и пылком счастье нахлынуло на нее и смыло все остальное - смыло жестокую ненависть и отчаяние минувшей ночи. Она знала только о своей любви и о воле выдержать все до конца.