Сигрид Унсет - Венец

Она прислушивалась к слабому жужжанию маленьких существ над желтой, сожженной солнцем травой, сорвала несколько сухих, пряно пахнущих цветов, которые могла достать не двигаясь, только протянув руку, вертела их между пальцами и нюхала; широко раскрыв глаза, она сидела в каком-то полузабытьи.

Она не пошевелилась, услышав в лесу конский топот. Собаки заворчали и ощетинились, а потом помчались вверх по лугу, лая и виляя хвостами. На краю леса Эрленд соскочил с коня, пустил его, хлопнув по крупу, и побежал к Кристин, собаки прыгали и скакали вокруг него. Он зажал их морды руками и подошел так к Кристин между двумя серыми, похожими на волков, собаками. Кристин улыбнулась и протянула ему руку, не вставая с места.

И вдруг, когда она глядела на темноволосую голову, лежавшую у нее на коленях, в ее руках, у нее мелькнуло воспоминание. Оно восстало перед нею, ясное и далекое, как какой-нибудь домик, стоящий высоко в лесу на горном склоне, может вдруг ясно выступить в ненастный день из тени туч, когда луч солнца внезапно осветит его. И сердце ее словно переполнилось всей той нежностью, о которой однажды просил ее Арне, сын Гюрда, когда она еще не понимала смысла его слов. Она испуганно и порывисто притянула Эрленда поближе к себе, спрятала его лицо на своей груди и стала целовать, будто боясь, что его отнимут у нее. И когда посмотрела на его голову, лежавшую у нее на руках, то ей показалось, что она держит ребенка, - она закрыла ему глаза одной рукой и стала осыпать короткими, быстрыми поцелуями его рот и щеки.

Солнечный свет ушел с полянки; тяжелый цвет неба над вершинами леса сгустился в синевато-черные тучи, затянувшие все небо, короткие медно-красные зарницы вспыхивали в тучах, как дыму пожара. Баярд подошел, громко заржал и встал неподвижно, устремив глаза в одну точку. Сразу же вслед за этим блеснула первая молния, и за нею последовал сильный удар грома, совсем недалеко.

Эрленд встал и взял коня под уздцы. Ниже их, на краю лужайки, стоял старый овин; они подошли к нему, и Эрленд привязал коня к каким-то кольям у самой двери. В глубине сарая лежало сено; Эрленд разостлал на нем свой плащ, и они уселись, а собаки растянулись у их ног.

Вскоре дождь перед открытой дверью стал, как завеса. В лесу свистело, дождь хлестал по земле - немного спустя им пришлось передвинуться дальше в глубь сарая, потому что крыша текла. Каждый раз, когда сверкала молния и гремел гром, Эрленд спрашивал шепотом:

- Ты не боишься, Кристин?

- Немножко... - шептала она в ответ, прижимаясь к нему.

Они не знали, сколько времени они так просидели, - непогода прошла довольно быстро, гром гремел уже где-то далеко, за дверью солнце заливало своим светом мокрую траву, а блестящие капли падали с крыши все реже и реже. Сладкий запах в овине стал сильнее.

- Мне пора идти, - сказала Кристин, и Эрленд ответил:

- Да, пожалуй! - Он тронул рукой ее ногу. - Ты вымокнешь, лучше поезжай верхом, а я пойду прочь из леса...

Он смотрел на нее так странно.

Кристин дрожала. "Это, должно быть, оттого, - подумала она, - что у меня так сильно бьется сердце". Руки у нее были холодные и потные. Когда он поцеловал голое тело выше колена, она бессильно попыталась оттолкнуть его. Эрленд поднял на мгновение лицо, - ей вдруг вспомнился человек, которому однажды подали милостыню в монастыре: он поцеловал протянутый ему хлеб. Она опрокинулась навзничь на сено, широко раскинув руки, и позволила Эрленду делать что он хочет.

Она сидела прямая и неподвижная, когда Эрленд поднял голову, уроненную на руки. Он быстро поднялся на локте.

- Не смотри так... Кристин!

Его голос причинил новую жестокую боль душе Кристин, - значит, он даже не рад, он тоже несчастен...

- Кристин, Кристин... Может, ты думаешь, что я заманил тебя к себе в лес нарочно, потому что хотел причинить тебе это... взять тебя силой? спросил он ее немного спустя.

Она погладила его по голове, не глядя на него.

- Ведь насилием это не было, ведь ты бы отпустил меня такою же, какою я пришла, если бы я попросила тебя... - тихо сказала она.

- Не знаю, - ответил он и спрятал лицо в ее коленях. - Может, ты думаешь, что я изменю тебе? - страстно спросил он. - Кристин, клянусь тебе своей христианской верой, пусть Бог отвернется от меня в мой последний миг, если я не сохраню верность тебе до смертного часа...

Она ничего не могла выговорить и только все гладила его по голове.

- Не пора ли мне идти домой? - спросила она наконец, и ей показалось, что она в смертельном страхе ждет его ответа.