Сигрид Унсет - Венец

На том берегу тропа поднималась так круто в гору, что мужчины соскочили с лошадей и пошли пешком; отец пересадил Кристин в седло, и девочка могла держаться за седельную луку - так ей позволили ехать одной верхом на Гюльдсвейне.

По мере того как путники поднимались выше и выше, из-за горных хребтов показывались все новые серые скалы и синие вершины с полосками снега, и теперь уже Кристин могла видеть сквозь ветви деревьев далеко внизу поселок, лежавший к северу от перевала. Арне указывал ей усадьбы, которые можно было разглядеть, и говорил, как они называются.

Высоко в горах подъехали они к маленькому домику, построенному в лесу. Они остановились у изгороди. Лавранс аукнул, и крик его долго отдавался в горах. Появилось двое мужчин, бегом спускавшихся им навстречу между маленькими заплатками возделанной земли. Это были сыновья хозяйки домика, умелые смолокуры; Лавранс хотел нанять их для перегонки смолы у себя. Следом за ними вышла их мать, неся в руках большую чашу молока с погреба, потому что день действительно стал жарким, как и предполагали мужчины.

- Я вижу, ты на этот раз взял дочку с собой, - сказала она, поздоровавшись, - ну, я должна посмотреть на нее! Развяжи-ка завязки и сними с нее шапочку; люди сказывают, что у нее такие чудные волосы!

Лавранс исполнил просьбу женщины, и волосы Кристин рассыпались по плечам до самого седла. Они были густые и золотистые, как зрелая пшеница. Женщина, которую звали Исрид, потрогала их и сказала:

- Да, теперь я вижу, что людская молва не перехваливает, и правду говорят о твоей маленькой девочке - она что твой розовый цвет и выглядит как рыцарская дочь! И у нее добрые глаза - она похожа на тебя, а не на Йеслингов. Дай тебе Бог счастья в этом ребенке, Лавранс, сын Бьёргюльфа! А как ловко ты сидишь на Гюльдсвейне, прямо придворный! - пошутила она, держа в руках чашку, пока Кристин пила.

Девочка покраснела от радости; она знала, что ее отца считают красивейшим мужчиной во всей округе; и действительно, среди своих людей он походил на рыцаря, хотя и был одет по-крестьянски, как ходил обыкновенно дома в будние дни. На нем были довольно широкий и короткий кафтан из зеленого домотканого сукна, - открытый у шеи, так что видна была рубашка, штаны и сапоги из некрашеной кожи, а на голове - старинная широкополая войлочная шляпа. Из украшений он носил только одну гладкую серебряную пряжку на кушаке и маленькую застежку на вороте рубашки; кроме того, на шее у него виднелась золотая цепочка. Ее Лавранс никогда не снимал; на ней висел золотой крест, украшенный крупными горными хрусталями; его можно было открывать, и внутри лежал маленький кусочек савана и волосы святой Элин из Скёвде, потому что Сыновья лагмана считали своей родоначальницей одну из дочерей этой святой женщины. Отправляясь в лес или на работу, Лавранс обыкновенно спускал крест под рубашку, на голую грудь, чтобы не потерять его.

Но в этом грубом домашнем платье Лавранс выглядел благороднее многих рыцарей и дружинников в праздничной одежде. Он был очень красиво сложен: высок, широк в плечах и узок в бедрах; небольшая голова его красиво сидела на шее, а черты чуть-чуть длинного лица были привлекательны: щеки в меру округлы, подбородок красиво очерчен, рот правильный. У него был светлый цвет кожи, свежий румянец, серые глаза и густые гладкие, шелковистые светлые волосы.

Он все стоял и разговаривал с Исрид о ее делах, спросил также и про Турдис, ее родственницу, которая этим летом управлялась на горном выгоне Лавранса. У той как раз недавно родился ребенок; Исрид ждала только удобного случая, чтобы с надежными попутчиками проехать через лес, - тогда бы она взяла с собой мальчика в долину и окрестила его. Лавранс предложил ей ехать вместе с ними: уже на следующий вечер они отправятся в обратный путь; ей с некрещеным младенцем будет хорошо и спокойно под охраной стольких мужчин. Исрид поблагодарила.

- Правду сказать, я того и ждала. Мы, бедняки, живущие здесь у горных пастбищ, знаем, что ты всегда оказываешь нам дружескую помощь по мере сил своих, когда приезжаешь сюда. - Она побежала домой, чтобы захватить с собой узелок и плащ.

Уж так повелось, что Лаврансу нравилось среди этого мелкого люда, жившего на расчищенных наемных участках высоко в горах, на окраинах долины; с ними он всегда был весел, всегда шутил. С ними он мог говорить о повадках лесных зверей, об оленях, бродящих на бесконечных плоскогорьях, о всякой нечисти, гнездящейся в таких местах. И он всегда помогал им советом и делом, лечил их больной скот, ходил с ними и в кузницу и на постройки; случалось даже, что он иногда и сам прилагал свою огромную силу, когда надо было выворачивать особенно тяжелые камни или упрямые корни. Поэтому-то все эти бедные люди с такой радостью приветствовали Лавранса, сына Бьёргюльфа, и Гюльдсвейна, его большого рыжего жеребца. Это был красивый конь с блестящей шерстью, белыми гривой и хвостом и со светлыми глазами - такой сильный и дикий, что о нем шла слава по долинам; но с Лаврансом жеребец этот был кроток, как овечка, и Лавранс часто говорил, что любит его, как младшего брата.