Гораздо основательнее, чем маленькая русская швейная машинка, хотевшая вывести из строя молочную узкоколейку, работали англичане. В это лето они превратили Кенигсберг, самый восточный большой город немецкого рейха, город, радио которого все еще играло музыку, в то время как во всей остальной стране оно с приближением самолетов противника умолкало, этот далекий, милый Кенигсберг на реке Прегель превратили в груду развалин, сожгли его дотла. Они без страха пролетели до Кенигсберга тысячу километров над вражеской территорией. Дошло уже и до такого.
В то время как на йокенских лугах пахло высыхающим сеном, а в болоте шеи лошадей облепляли сосущие кровь слепни и коровы отбивались хвостами от мух, в то время как в пруду среди тростника скакали и квакали лягушки, в то время как горох, цепляясь усиками, карабкался вверх по жердям, в то время как днем подкисали сливки, а по вечерам на всех столах стоял творог с сахаром, в то время как на чердаке свежий аромат сухой мяты забивал все остальные запахи, на сеновале муравьи ползали по ногам и девушки с визгом бросались вытряхивать свою одежду, - в то время как все это происходило в далеком, тихом Йокенен, Ханс Фриче в своих вечерних обзорах по средам отсекал огневой завесой плацдармы противника в Нормандии. Англичане на своих утлых суденышках уже один раз удирали с востока через Ла-Манш. Побегут и опять. Только подождите! Когда пал Кан и база вторжения стала разрастаться, Ханс Фриче направил на Англию страшное оружие возмездия. Чудо-снаряды, летящие в стратосфере и падающие прямо на Большой Бен.
Ракеты это было действительно что-то совсем новое, что внесло сумятицу и в йокенские воздушные бои. Герман соорудил у пруда рядом с заросшей пожарной ямой стартовую площадку для ракет Фау-1 и запускал оттуда комья глины в лягушек реки Темзы.
Вовериша - своими глазами! - видела, как ракета с огромным огненным хвостом, голубой светящейся головой и металлическим корпусом, блестевшим в лунном свете как серебро, медленно, не быстрее кареты, тянулась над Вольфсхагенским лесом в направлении Англии. Откуда только эта ракета взялась? Наверняка сбилась где-то с дороги и сделала круг над Йокенен.
А вот чего никто в то лето не видел, так это краха группы армий "Центр" совсем рядом с Восточной Пруссией. Она просто исчезла в болотах между Белоруссией и Литвой, да так, что от Витебска и Барановичей не донеслось даже грома канонады.
Для Петера в это лето открылся новый мир. Началось с того, что он как-то вдруг подъехал к дому Германа на велосипеде. На велосипеде были даже новые шины.
- Мама принесла, - сказал он и дал Герману проехать пару кругов по выгону. Но это было не все. Петер вытащил из кармана толстую плитку шоколада и задвинул Герману в рот. Тоже мама принесла. Она приносила столько нужных вещей, что Петеру уже больше незачем было ходить ловить рыбу. Если он и отправлялся на ловлю, то только из баловства, чтобы вспарывать карасям животы и бросать в воду. Откуда сваливалась вся эта благодать, Петеру было не совсем ясно, но кто же станет допытываться?
- Внучек, не объешься, - сокрушалась слепая бабушка, услышав, как Петер открывал банку какао, смешивал коричневый порошок с сахаром и ложку за ложкой глотал сухую смесь. На кухонной полке банки с горохом, копченым мясом и сыром, пакеты с овсяными хлопьями и чечевицей слишком бросались в глаза. Петер сделал для них укрытие на кирпичном полу под кроватью слепой бабушки. Собранное там имущество стало привлекать мышей. У Петера началась настоящая война с мышами. Не успела у Ашмонайтов появиться в доме еда, эти скотины повылезали из всех углов! Как будто только этого и ждали. Петер заткнул все дыры, но они стали бегать через дверной порог и открытые окна. Он соорудил вокруг банок и пакетов заграждение из мышеловок, утащенных со склада поместья. Но и это оказалось не лучшим решением - хлопая ночью, мышеловки не давали слепой бабушке спать.
- Что только теперь будет? - удивлялась бабушка неожиданному сюрпризу, когда Петер, отрезав кусок копченой колбасы, давал ей пожевать.
Когда мать по вечерам приходила домой после работы в поместье, Петер исчезал, так что его не приходилось и просить. Он знал, что она моет запылившиеся ноги и тело до пояса, а иногда и раздевается совсем и моется над деревянным ушатом.
- Опять уезжаешь? - спрашивала слепая бабушка. - Так ведь ни один человек не выдержит.
- Все равно скоро всему конец, - отвечала мать Петера. Откуда она знала? От солдат на дренгфуртском продовольственном складе. А уж им было известно.
Читать дальше