Геннадий Комраков - Прощай, гармонь!

— Соня.

Скажите пожалуйста! Ладно, пускай будет так.

— Насколько я уяснил ситуацию, вы хотите продать машину, — сказал носатый Сандро.

— Это вы хотите купить ее, — ответил я.

— Итак, намечено единство цели! — радостно воскликнул Сандро. — Остается практическая сторона дела… Здесь нам без Сонечки не обойтись.

Что еще за новости? Какое отношение к нашему делу имеют эти деревянные бусы? Я посмотрел на Соню. Она томно улыбнулась и сказала:

— Какие у вас жгучие брови…

— Вы бы предпочли рыжие?

Соня пожала плечами. Эх, Соня! Мне в высшей степени наплевать на то, что вы думаете обо мне и моих крашеных бровях. Разве рыжим запрещено иметь черные брови? Да и что вы можете сказать мне? Я пережил жеребячье ржанье, перенес дикий восторг сослуживцев. Мои крашеные брови были сенсацией, предметом разговоров, намеков, поводом для затаенных усмешек и укоризненного покачивания головами. Только Плахотин сказал просто: а если бы она захотела выбрить тебе половину головы?..

Брови мне покрасила Варька. Два черных полукружия на рыжем лице. Есть у людей просто рыжие волосы, а есть и лица рыжие… У меня рыжее лицо. Мы дурачились за праздничным столом. Мы всегда вместе с Плахотиными встречали праздники, весело встречали… И однажды Варьке пришла идея сделать меня красивым. Она покрасила мне брови и сказала: «Теперь ты неотразим!» И смеялась. И я смеялся. А наутро я отмывал краску, но безуспешно. У меня до сих пор черные брови на рыжем лице.

— А вы бы предпочли рыжие? — опять спросил я Соню. Соня, словно споткнувшись, на секунду выбилась из разговора, который они вели втроем, но, еще раз пожав плечами, отвернулась, Я поверил: ей все равно.

— Не нужно ничего бояться, — уговаривал Неделина Сандро. — Абсолютно никакого риска!

— Вы понимаете… Наше положение… — мямлил Неделин.

Ничего не нужно бояться! Так всегда говорил Плахотин. Он был смелым человеком. Не только смелым летчиком, но и человеком. А это далеко не одно и то же.

После праздников нам дали тему с длинным и витиеватым названием. Вкратце же задача сводилась к тому, чтобы на предельно малой высоте обнаружить и уничтожить цель. Я ходил мишенью, а Плахотин расстреливал меня. Я крался обычно над самой землей, едва не задевая верхушки деревьев, а Плахотин падал на меня черт его знает откуда и сбивал. Сбивал безошибочно, по нескольку раз в день. Мы вместе просматривали пленки кинопулемета…

Плахотин отрабатывал новый метод атаки. Для того, чтобы сбить меня и выйти из пике, ему приходилось поворачивать машину кверху брюхом над самой землей. И каждый раз он командовал: ниже, ниже, ниже… Я мог бы протестовать. Если бы я подал рапорт руководителю полетов о том, что дальнейшее снижение опасно даже для меня, разработку темы считали бы законченной. Я говорил об этом Плахотину. А он прочел мне популярную лекцию. «Наш центр создан для того, чтобы выявлять все возможности уничтожения врага. Мы испытатели. Мы летаем на серийных, тысячу раз проверенных машинах, но мы испытатели! Мы испытываем волю, умение и знания. Мы должны отработать тему так, чтобы за нами пошел любой летчик. Чтобы он убедился: так можно. Нам верят! Поверят нам, если мы скажем: большего достичь невозможно. А ты согласен с тем, что и на самом деле большего достичь невозможно?»

Я промолчал тогда. Ну почему я промолчал тогда?! На другой день Плахотина не стало. Он командовал: ниже, ниже, ниже… И он не смог вывести машину из седьмого по счету пике. Слишком низко я летел, слишком для скорости наших машин…

У Варьки оказалось много слез. Никогда бы не подумал, что у Варьки, вечно хохочущей Варьки, столько слез. Первую ночь без Плахотина я был с ней. Она молчала. По лицу, покрытому крупными коричневыми пятнами, катились слезы. Варька держала руки на большом животе и плакала… Плахотин ждал двойню. Он шутя говорил, что недаром его жена ходила беременной восемь лет. Они прожили восемь лет. И для полного счастья им не хватало ребенка. Теперь ребенок будет. Но не стало Плахотина…

Я ходил к Варьке каждый свободный вечер, каждый свободный час. Чем я мог утешить ее? Мы молчали. Я варил кофе. Мы пили его.

А потом Варька попросила меня больше не приходить. Я не видел ее до вчерашнего дня, до того часа, когда мне принесли записку: нужно встретиться. «Мне надо уехать, — сказала Варька при встрече, — не знаю куда, но мне надо уехать. Продай машину…»

И я ничего не сказал ей, осел с погонами майора. Я пошел к Неделину, к тишайшему и разумному Неделину, нашему интенданту, знающему на двести верст в округе, где и что можно купить по сходной цене, а что и где выгодно продать. Горестно покачав головой, он сказал, что знает, как Плахотин любил свою «Волгу», сказал, что она в отличном состоянии и мы ее хорошо продадим. Вот только нужно позвонить своим людям и узнать, кому и где. А потом он нашел меня и сказал, что в Забронске нас будут ждать. «Большой кошелек будет ждат», — уточнил Неделин.