– А тебе не кажется, что это несколько натянуто? Назвать современную женщину именем незначительной, почти неизвестной богини, которой к тому же никогда и не существовало?
– А мне это имя представляется очаровательно загадочным.
– Но ведь оно наверняка может понравиться лишь одной сотой процента наших предполагаемых читателей, тем, кто хоть краем уха слышал это имя. И даже они вряд ли знают, кем она была или, вернее, не была!
– Даже такой малый процент имеет значение, Майлз.
Он склоняется над ней, опершись на закинутую за ее талию руку. Их лица сближаются. Его глаза отражаются в голубоватых стеклах ее очков. Она отстраняется, повыше натягивая халат.
– У меня остался еще один вопрос.
– Да?
– Тебя давно не шлепали по твоей нахальной греческой попке?
– Майлз!
– Эрато!
– А мне казалось, у нас все так хорошо шло.
– Это у тебя все так хорошо шло.
Он снимает с нее очки и вглядывается ей в глаза. Лицо ее без очков кажется удивительно юным, ни на день не старше лет двадцати, совершенно невинным, словно у десятилетней девочки. Она опускает глаза и шепчет:
– Ты не осмелишься. Никогда тебе этого не прощу.
– Ну, испытай меня. Вдохнови меня еще каким-нибудь высоколитературным сюжетом.
Она снова натягивает халат повыше, глядит в сторону, потом опять опускает голову.
– Я уверена – она придумала бы что-нибудь получше, если бы и вправду существовала.
– Только не вздумай начать все сначала. – Он приподнимает ее лицо и поворачивает к себе, так что ей приходится взглянуть ему прямо в глаза. – И нечего делать такой невинный вид и недовольно морщить свой классический носик.
– Майлз, ты делаешь мне больно.
– Так тебе и надо. А теперь послушай. Может, ты и вправду совсем незначительная богиня какого-нибудь пятого разряда. Может, ты вполне миловидна, как и полагается у богинь. Или у стриптизерок. И конечно, ты – дочь своего отца. Проще говоря, то самое яблочко, что так недалеко от яблони падает. А папаша твой – самый вонючий из всех старых козлов в вашем теологическом списке. В тебе самой нет ни капельки скромности или застенчивости. Интеллект у тебя совершенно такой же, как у какой-нибудь «роковой женщины» двадцатых годов. Моя главная ошибка в том, что я не изобразил тебя этакой Тедой Бара {59} 59 Теда Бара (1885–1955) – актриса, сыгравшая роль агрессивной соблазнительницы, женщины-вамп в американском фильме 1914 г. «Жил-был дурак» («A Fool There Was»).
. – Он слегка изменяет угол, под которым повернуто к нему ее лицо. – Или Марлен Дитрих в «Голубом ангеле».
– Майлз, прошу тебя… Не понимаю, что за напасть тебя одолела!
– Твое поразительное нахальство – вот что меня одолело! – Он постукивает кончиком пальца по ее классическому носику. – Прекрасно вижу, к чему ты клонишь! Просто пытаешься прокрутить такую эротическую сцену, которая выходит за все художественно допустимые границы.
– Майлз, ты меня пугаешь!
– На самом-то деле тебе просто до смерти хочется, чтобы я сорвал с тебя этот халат и набросился на тебя. Пари держу, если бы у тебя хватало силенок, ты сама на меня набросилась бы.
– А теперь ты просто ужасен!
– И я не разложил тебя у себя на коленях и не задал хорошую трепку исключительно потому, что прекрасно понимаю – это доставило бы тебе исключительное удовольствие.
– Майлз, это жестоко!
Он снова постукивает пальцем по кончику ее носа.
– Все, деточка. Окончена игра. Слишком уж часто ты в нее играла.
Он выпрямляется и повелительно щелкает пальцами в направлении стула, где прежде сидел. Столь же мгновенно, как и раньше, там появляются вешалка с легким летним костюмом, сорочка, галстук, носки, трусы и – под стулом – пара башмаков. Он поднимается с кровати.
– Теперь я буду одеваться. А ты будешь слушать. – Он надевает сорочку и, застегивая пуговицы, поворачивается к Эрато. – Не думай, пожалуйста, что я не понимаю, что за всем этим кроется. Просто ты делаешь все мне назло. Тебе невыносимо видеть, как у меня рождаются собственные замечательные идеи. А твоей невыносимо слабой героине, так неубедительно подделывающейся под высокоученую молодую женщину, ни на миг не удалось скрыть твое поразительное незнание сегодняшних интересов литературы. Держу пари, тебе и в голову не пришло, что должны на самом деле означать эти обитые стеганой тканью стены. – Он молча смотрит на нее, не закончив застегивать сорочку. Она качает головой. – Я так и знал. Серые стены – серые клетки. Серое вещество? – Он крутит пальцем у виска. – Ну как? Доходит?
Читать дальше