Ибрагим Рахим - Судьба

— Знакомься… Сергей Курашевич…

— Из Белоруссии? — спросил Бардаш.

— Давненько я оттуда.

— У меня в саперной роте был Курашевич…

— Не, мой батя артиллерист.

— А это Коля Мигунов, рентгенолог… Врач по трубам… Мои люди…

— А сам-то ты кто?

— Разберемся…

— Иван Андреевич — начальник колонны, — сказал «врач» Мигунов, долговязый парень с длинными руками, сильно вылезающими из рукавов парадного пиджака.

Парни разоделись в честь прибытия.

— Начальник колонны? — переспросил Бардаш. — Не разыгрывайте!

— Значит, уже подлили?

Анисимов знакомо улыбался быстрыми, восторженными глазами. В институте он всегда был заводилой — купаний, походов, танцев и первым получал от этого бездну удовольствия. И всегда всему удивлялся: смотри, как Жорка плавает, смотри, как Абрар танцует, смотри, как Зухра поет… И за всех радовался без зависти.

Ах, ташкентский политехнический! Сколько чудесных людей раскидал ты по свету. Хорошо, что они встречаются.

— Что же ты не зовешь домой?

— Как не зову? Идемте!

Курашевич — богатырь с плечами, на которых бревна носить, — застенчиво вынул из кармана бутылку, даже не вынул, а показал.

— Жена не заругает?

— Ее дома нет.

Дом лучился, как именинник, который ждал гостей и, наконец, дождался.

— Смотри, как Бардаш живет! Во, как живет! Видали?

— Садитесь, ребята.

— А где же Ягана?

— Там, — Бардаш неопределенно махнул рукой, — по делу…

— О, как живет! — гордился Анисимов за товарища.

— А ты-то где живешь? — спросил Бардаш.

— Иван Андреевич все в кочевьях, в кочевьях… Вел трубопровод на Кубани, в Ставрополье… А вот и в свою Азию вернулся и нас прихватил, — сказал Курашевич нараспев.

— Подумайте! Был Ваня Анисимов, стал Иван Андреевич… — Да ты что, правда, начальник колонны?

— Если здесь не снимут…

— Нет, Ваня, правда?

— Ты скажи, откуда я нитку начну?.. Говорят, у вас — куда ни ткни — зашипит… Просто море газа под песочком-то. А?

— Океан…

Бардаш назвал цифру предполагаемых запасов газа, и Анисимов опять воскликнул:

— Астрономия!

— Времени маловато для освоения, — сказал Бардаш. — Залегания сложные, на разных горизонтах, газ кочует, меняет давление, уходит, вдруг появляется там, где и не ждешь. Есть разломы… В общем, еще не разобрались…

— Ничего, — успокоил Анисимов, — пока мы ниточку до ташкентских Курантов доведем, годик с лишним отвалится… Глядишь, и вы обустроитесь.

— Обустраиваться-то надо с умом.

— А для чего же здесь такие парни, как ты? Для чего здесь наши парни, я спрашиваю! Бардаш! Вы смотрите, какой он кислый! Ну, за встречу, Бардаш!

— Стойте, подождите! — Бардаш кинулся на кухню и позвал с собой Колю Мигунова. Известно, что медики — способные кулинары. Если вам это не известно, то запомните… Медики, как правило, быстро соображают, что к чему. Может быть потому, что привыкли к рецептам? А ведь и тайны кулинарии именуются рецептами. Не даром же! Долговязый Коля хоть и был медиком по трубам, но все же… Он скинул пиджак, засучил рукава и пошел орудовать едва Бардаш вывалил перед ним весь набор утренних покупок Яганы.

Когда они расположили все это на тарелки, закуска вышла отменная.

— Жаль, Яганы нет! — подумал Анисимов. — Посмотрите еще, какая у моего друга жена!

— Выпьем, — солидно сказал Курашевич. — Чтоб не спотыкаться.

— За успех! — уточнил Анисимов.

Они чокнулись по-студенчески громко. И дружно принялись за еду.

— Я же говорил вам, что это хлебосольный дом! — шумел Анисимов. — А где же Ягана?

— Ешь, начальник колонны…

— Мы ее дождемся.

Курашевич открыл крышку пианино и неожиданно прошелся по блистающей клавиатуре грубыми пальцами.

— А ну-ка, ну-ка, Сережа, — подбодрил Анисимов, — изобрази что-нибудь своей мозолистой рукой.

— Давненько я уже не трогал… — сказал сдавленным голосом Курашевич. Он присел, покашлял, подержал руки на весу, потер их и заиграл…

Если бы у них была дочка, с мыслями о которой втайне Бардаш покупал и помогал ставить сюда это пианино, Ягана не посмела бы вот так уйти, уехать ни с того ни с сего… В самом деле, черт знает что! Где она сейчас пропадает? «Завтра я начну бурить!» Пожалуйста! Но почему надо уходить… И знайте, Ягана, что никаких прощений и поблажек вам не будет, если все это бурение кончится пшиком. Что вы улыбаетесь с фотографии своими темными глазами, в которых играют светляки?

Бардаш увлекся своими мыслями, а Курашевич играл…