Ибрагим Рахим - Судьба

— Не машите. Она вас не видит.

Но ведь и девушка «на гвоздиках» махала ей оттуда. Значит, они видели друг друга…

И Оджиза полетела за своим сердцем, потому что сердце ее уже давно было далеко.

В Самарканде к самолету подъехал бензовоз, и, гуляя под диковинными арками виноградных беседок, Оджиза наблюдала, как заправляют горючим быструю птицу. Один молодой узбек в тюбетейке и комбинезоне стоял на крыле самолета, другой, совсем парнишка, — на бензовозе. Что-то гудело. Она выбирала, на кого похож Хиёл. Она не сразу поняла, что они делают, ей рассказал об этом попутчик. Мир вырастал из прежних рассказов отца и матери, как из детских одежек. Она смотрела не только сквозь тьму, но и как бы сквозь время.

К крылу самолета была приставлена лесенка.

Объезжая ее, мимо прокатилась тележка, без верблюда, без коня и без ишака. Она катилась сама собой. И на ней лежали чемоданы и сумки. И стоял еще один парень в комбинезоне, но на черной-пречерной голове его была не тюбетейка, а голубая фуражка с серебристой птичкой, и Оджизе подумалось, что он похож на Хиёла, потому что он пел.

Она обязательно вышьет Хиёлу такую птичку серебристым шелком.

Оджиза подошла к парню и улыбнулась ему, а он, кончив петь, даже не посмотрел на нее и широко зевнул. Все зевал и зевал… Наверное, вчера поздно гулял с девушкой…

Гул самолетных моторов превращался для Оджизы в непрерывную свадебную песню «ёр-ёр», а пассажиры будто бы сопровождали ее в дом жениха. И этот чернобородый индус в тюрбане такого цвета, как лепестки самых бледных роз, и эта маленькая японочка в черных очках, и эти ребята, шумной ватагой сидевшие сзади всех, в хвосте самолета. Наверняка летят со своими рюкзаками и простенькими чемоданами в пустыню, а не к памятникам древней Бухары…

Самолет обгонял землю. Как солончаковая река, она текла назад, отставая. Родная земля… Приникнув к круглому, как блюдце, окну самолета, Оджиза смотрела… По этой земле она ходила, эта земля кормила ее, но, оказывается, есть голод, которого не утолить… Не насытишься взглядом. Это чувство всех охватывает после долгой разлуки с родной землей…

И, словно боясь потерять ее, самолет опустился и коснулся земли ногами. Как мифический конь Долдул, он донес Оджизу до Бухары.

К самолету спешили люди. Ей казалось, что все бегут к ней. Но ее встречал один Бардаш, которому Зинаида Ильинична дала телеграмму.

В тот самый день в Газабаде праздновали свадьбу Раи и Куддуса. Свадьба считалась комсомольской, но плов готовил старый Бобомирза. И хотя пот катил с него ручьями, он бы не управился, если бы на помощь ему не подоспел Надиров. Два бывалых человека повязали головы платками, животы полотенцами, закатали рукава и пошли резать мясо и рубить морковь, пока в котлах топилось сало, а подруги где-то принаряжали невесту. Известно, что в четыре руки дело идет быстрее.

— Давай! — подгонял Надиров помощника, потому что сам сразу захватил командование.

Мельчайшие морщинки, покрывавшие лицо Бобомирзы, обычно лучились, а сейчас застыли, храня выражение какой-то невосполнимой потери. И если раньше никто не видел такого веселого лица, как у него, то теперь никто не увидел бы такого горького. Оно было удивительно искренним. И хорошо, что видел его пока один Надиров.

— Эй, Бобо, — окликнул он, смахивая ножом со стола морковные крошки. — Не праздничный у вас вид. В чем дело? Вы как будто бы постарели.

— Наоборот, помолодел, Бобир-ака.

— Как вам это удалось?

— Сам не знаю. Вчера зашел в спортивный зал, а там ребята забавляются гирями. В молодости я такие камни еле поднимал, когда возили их в Арк, где строили дома эмиру. И вчера попробовал — еле поднял гирю. Выходит, помолодел…

— А-ха-ха! — засмеялся Надиров, стуча ножом по новой груде моркови.

— О-хо-хо! — подхватил и Бобомирза.

Но смеялись они недолго. Надиров понял старого дизелиста и замолчал.

— Стареем, — сказал он, подумав и о себе.

— Да, — сказал Бобомирза. — Хорошая будет жизнь. Лежи дома и кушай плов, как тунеядец.

— Скоро? — спросил Надиров.

Бобомирза виновато развел руками. Когда-то он чернорабочим нанялся на бухарские стройки, потом был водовозом на арбе, а потом арбакешей направили на курсы шоферов, и его направили. Так открылась самая большая любовь в его жизни — любовь к мотору, но не много ей было дано лет… Передвинутся вышки в глубь пустыни, переползут на полозьях по песку тяжелые уральские дизели, чтобы раскопать газ для Урала, а Бобомирзы уже не будем возле них, старик уйдет на покой…