Ибрагим Рахим - Судьба

Их не остановило солнце, им не помешало бездорожье. Дошли, добрались и встретили это утро здесь…

Рядом с ними трусливо топтались юноши в пестрых рубашках с засученными до локтей рукавами и сигаретами в зубах. Похоже, они курили для храбрости, небрежно выстреливая струйки дыма перед собой. Но чем небрежней они делали это, тем меньше оставалось от их вызывающей боевитости и лоска. Это были студенты бухарского духовного училища, — гораздо меньше, чем ожидал Халим-ишан, и не такие, какими он хотел бы их видеть. Они больше походили на парней с танцплощадки и словно бы ожидали развлечения.

Были больные. Как одержимые, они напирали вперед, и то и дело их кучки вспыхивали криками, как сухой хворост, облитый керосином, от прикосновения огня. Больные думали не о вере, а о себе. Ишану даже не надо было особенно внушать им, что у них отнимают последнюю надежду. Он испугал их, что ее отнимают навсегда, а ведь еще могут заболеть и дети этих больных… Втайне люди полагали, что аллах увидит их преданность и расплатится исцелением, а ишан допустит безвозмездно к источнику, потому что тоже увидит…

А еще были и одержимые, самые настоящие… Те уже давно жили вокруг мазара табором, жгли ночами костры, и если бы им ишан сказал, пошли бы и подожгли вагончики буровиков, и сам Газабад, и все на свете, только бы ишан сказал… Ибо они ни о чем не думали и ничего не ждали от жизни. Они уже давно жили бездумным поклонением.

Ишана пока не было видно, ишан прятался за толпу, и люди кричали бессмысленно и тупо, готовясь встретить бранью и камнями всех, кто осмелится пойти на них. И первых — кяфиров, которые всегда идут первыми, увлекая за собой мусульман, забывших законы своей земли и свою веру.

А навстречу толпе шла девушка.

Она двигалась по горячему песку тихо, оступаясь, как слепая, но выискивая глазами кого-то в толпе. Лицо ее было бесстыдно открыто, но к этому давно привыкли даже одержимые. Иногда она останавливалась и через головы людей смотрела на шест, густо обвитый разноцветными ленточками и несущий жесткий, негнущийся флаг со звездой и полумесяцем над мазаром, смотрела на забор, скрывающий могильные плиты и стены домика, возле которого изнемогали от жары две акации. Они росли здесь как чудо, и это чудо стоило шпану большого расхода воды… Но ведь и сама вода была здесь чудом.

Девушка снова переводила глаза на толпу.

Оджиза искала отца.

Он не хотел показываться. Люди пришли защищать то, что им было дорого. А Халим-ишан с удовольствием уехал бы отсюда, чтобы не разжигать и не сдерживать страстей. И за то, и за другое могли заставить отвечать. И если он не уехал в последний миг, то лишь потому, что появилась эта девушка…

Ишан и не заметил, как он растолкал людей и вышел на два-три шага перед ними.

— Господи, боже мой!.. — воскликнул он, пораженный.

Оджиза посмотрела на него, да, она посмотрела… она его видела.

— Дочь моя! — крикнул ишан, и толпа затихла и слилась с тишиной пустыни, слабый ветер теперь только подчеркивал эту тишину.

— Ата! — крикнула Оджиза. — Отец!

Никогда еще Халим-ишан не испытывал такого беспокойства. И он забыл, для чего собрались эти люди, для чего сам был здесь… Он помнил только ночи, проведенные без сна в тоске по дочери, и дни, полные обиды… Сколько раз он мысленно выручал ее из беды и сколько раз он думал, что, может быть, дочери сейчас лучше, чем было. Но с этим рушилась вся опора его собственной жизни, и он тряс головой, отгоняя от себя дурные мысли, и растил в себе злость, пока душа не закипала…

— Ты зачем пришла? — спросил он остановившись.

— Папа, — сказала она. — Папа! Я вижу вас! Мне вернули зрение!

— Никто не может вернуть того, что отнял аллах, — величаво сказал ишан, с трудом удерживая равновесие на трясущихся от волнения ногах. — Раньше ты не видела ничего, кроме бога. Теперь ты видишь мир, но не стала ли ты слепой? Остался ли в твоей душе бог? Отвечай! Зачем ты пришла?

— Папа! Я вижу вас!

Лицо ишана помертвело, как кусок глины, но сейчас он не был больше отцом или только ее отцом, он был наставником многих. Он чувствовал себя последним оплотом и последним героем веры, некогда сиявшей над Бухарой, венцом ее славы для всей Азии.

— Отвечай!

— Скажите всем, что хорошие люди вернули мне счастье. Хорошие люди! Они хотят сделать жизнь лучше для всех. Пускай наши старики помолятся за них, если им так нужно молиться!

— Эти хорошие люди восстанавливают детей против родителей! — закричал ишан. — Ты не дочь мне! Ты мне больше не дочь!