Евгений Левандовский - Огнем опаленные

Он устроился на открытой площадке — здесь окна не замерзают и можно смотреть на город. Какие-то девушки помогли ему снять с плеча рюкзак — у Виктора раненая рука была на перевязи — и, разглядывая его, о чем-то между собой перешептывались. Трамвай медленно тащился по улицам, а Виктор смотрел и радовался наступившим переменам в облике Москвы. Исчезли стоявшие раньше на перекрестках противотанковые ежи, разобраны баррикады из мешков с песком.

Заклеенные крест-накрест окна домов и магазинов еще напоминают о войне, но эти смеющиеся лица девчонок и много других неуловимых примет — все говорит, что смертельная опасность уже позади.

Мамы дома не было — она еще на работе. Дверь открыла соседка, Валентина Семеновна.

— Виктор! Живой! Вот мама обрадуется! А что это такое? — добавила она, показывая на руку. — Ты ранен?

Виктор жил в большой коммунальной квартире. Жили дружной семьей, особенно в войну, когда все делились друг с другом чем могли.

Виктор сунул руку за дверной косяк — там, как и всегда, на прежнем месте висел ключ от комнаты. Он провел рукой по косяку — как и прежде, вбитые еще отцом, торчали два гвоздя для ключей: один низко — это когда Виктор был маленьким, другой гвоздь выше.

В комнате все было по-прежнему. Как и до отъезда Виктора на фронт. Только уже не было маленькой жестяной печки «пчелка», у которой так любили собираться вечерами соседи обогреться, обсудить последние сообщения с фронта.

Все в комнате было такое родное и привычное с детства. Сколько помнил себя Виктор, у них в комнате всегда стояла одна и та же мебель, купленная родителями еще в первые годы их совместной жизни.

Отец и мать Виктора после революции служили в ЧК.

Вечно занятые, всегда в командировках, отец с матерью мало уделяли внимания быту, удобствам. «Не будем обрастать бытом, — говорил отец, — а то недолго и в мещанство скатиться!»

Только две перемены в обстановке квартиры запомнил Виктор, и те были связаны не с приобретением нового, а с потерями. В раннем детстве — Виктор помнил — в их комнате стоял рояль и висела большая хрустальная люстра. Но маленькому Виктору, которого в отсутствие родителей оставляли на попечение няньки, нравилось безнаказанно сшибать «висюльки» с люстры и отдирать тонкие пластинки из слоновой кости с клавиш рояля. Эта забава продолжалась долго — родители были в длительной командировке, а когда приехали, ахнули и вызвали старьевщика.

С тех пор мама не играла на рояле, а под потолком висел большой шелковый абажур.

Вечером пришла с работы мать. Виктор услышал ее неторопливые шаги, потом шуршание за наличником двери — искала ключ от комнаты — и бросился к ней навстречу.

— Витя! Сын!

— Мама!

Лицо матери выразило сначала испуг, удивление, потом вдруг глаза наполнились слезами, она кинулась к Виктору, обняла его и уткнулась лицом ему в грудь.

— Что ты, что ты, успокойся, мама. Я жив и здоров. Видишь, вернулся.

— А что у тебя с рукой? Ты ранен?

— Да нет, пустяки. Просто царапина.

Весь вечер мать буквально ни на шаг не отходила от Виктора, ревниво оберегая его от соседей и знакомых.

А те, несмотря на ее протесты, заходили: «на минутку, посмотреть на нашего героя». Заходили на минуту и оставались. Постепенно у них в комнате собралась вся квартира. Сидели, пили чай, разговаривали. Собственно, не столько разговаривали, сколько забрасывали Виктора вопросами: «Как там на фронте? Будет ли открыт второй фронт? Сколько немцев убил Виктор? Когда кончится война?..»

Виктор, возбужденный встречей, общим вниманием, вначале старался поговорить с каждым, принимал участие в общем разговоре, но потом начала сказываться усталость последних дней, разболелась раненая рука.

Гости заметили его состояние и начали расходиться. А Виктор улегся на застеленную свежим, хрустящим от крахмала бельем постель и впервые за долгие месяцы заснул крепко, безмятежно, как спят только дома.

Утром Виктор сходил на почту, узнал, когда доставляются письма, зашел к начальнику почтового отделения и попросил, рассказав, в чем дело, взять под контроль доставку писем на имя матери. Начальник отделения, симпатичная женщина, пообещала лично просматривать все письма, адресованные в их дом, тут же при Викторе вызвала к себе почтальона и тоже предупредила его.

Договорились, что как только придут письма, то их задержат и тут же позвонят Виктору.

Вернувшись с почты, Виктор уселся за телефон. Друзей дома не было. Все на фронте. Дома оказался только Павел, сосед. Он учился в институте и получил отсрочку от призыва в армию. Павел уже собирался идти в институт, по, услышав, кто звонит, закричал в трубку: