Евгений Левандовский - Огнем опаленные

Огромные леса надежно охраняли партизан. Опасность подстерегала их только у населенных пунктов, где при подходе к прифронтовой зоне квартировали немецкие части или располагались полицейские. Серьезные трудности возникали при переходе через шоссейные или железные дороги, по которым в дневное время почти всегда непрерывно катились машины.

Группа шла довольно быстро. Иногда приходилось делать большой круг, чтобы обойти населенный пункт или железнодорожную станцию.

К концу дня прошли более пятидесяти километров. Ночевать решили в маленькой глухой деревушке, расположенной в стороне от основных дорог. Маловероятно, чтобы в ней были немцы. Лес примыкал к деревне почти вплотную. Подошли к опушке, расположились отдохнуть, в деревню для проверки обстановки послали двоих партизан. Те скоро вернулись: «Все в порядке — в деревне ни немцев, ни полицаев нет. Можно идти».

Для ночлега присмотрели дом, расположенный ближе других к лесу. Хозяева — старик со старухой. Обоим за шестьдесят. Встретили приветливо, без опаски: «Заходите, заходите, милые. Будете дорогими гостями».

В избе жарко натоплено. В красном углу — иконы, целый иконостас. У икон горит лампадка.

Бабка засуетилась, забегала, из подпола достала кислой капусты, поставила варить картошку. Дед откуда-то вытащил спрятанную бутылку самогонки.

Партизаны достали хлеб, концентраты, банки трофейной свиной тушенки.

Дед и бабка суетились, подавали все на стол. Но когда хозяев пригласили ужинать, те наотрез отказались: «Мы только что поужинали».

Хорошо после целого дня пути по заснеженному морозному воздуху посидеть в тепле, поесть нехитрой солдатской каши, круто заправленной мясом, попить горячего чая из самовара. Сидели за столом распаренные, разомлевшие.

Все устали.

Хозяева немного постояли в комнате у печки, потом ушли за перегородку и замолкли.

В самый разгар чаепития с резким ударом открылась дверь.

— Руки вверх! Ни с места! — И поверх голов прозвучал выстрел.

На пороге стояли двое, направив на сидящих за столом винтовки.

— Вы окружены, сдавайтесь. Выходи по одному.

Оружие партизан, их вещмешки — все лежало в углу у входной двери.

Какую-то долю секунды в избе царило молчание. Потом…

Трудно припомнить, что произошло потом. В момент, когда прозвучал выстрел, Виктор подносил ко рту кружку с чаем. Мгновенным движением он бросил ее в керосиновую лампу, висевшую под потолком.

Прозвучали еще три выстрела, слившиеся в один залп.

Кто-то опрокинул, страшно ругаясь, стол, кто-то высадил раму из окна. На улице началась стрельба.

В избе прозвучало еще несколько выстрелов, потом ударила автоматная очередь.

Топот, крики, стон, ругань — все слилось в единый шум ожесточенной рукопашной схватки. Виктора ударили по больной руке. Он ударил в темноте кого-то. Потом, споткнувшись, упал. На полу ему попался под руку финский нож — кто-то, видимо, выронил его. Но ножом бить нельзя — теперь уже все перемешалось, не поймешь, где свои, где чужие.

В сенях рванула ручная граната, и сразу же оттуда полыхнул огонь — начался пожар. В избу ворвалось еще несколько человек с винтовками.

Вытаскивали их всех уже через окно — сени пылали. Вытаскивали и сразу же связывали руки. Виктор огляделся. Осталось четыре человека. Двое были убиты и лежали на снегу возле пылающего дома. Один партизан тяжело ранен. Троих не хватало. «Или успели выпрыгнуть в окно, — подумал Виктор, — или, раненные, сгорели в доме».

Среди полицейских — а это были они — один убитый, второму перевязывали раненую руку.

Горящая изба освещала все вокруг.

Виктора и остальных пленных со связанными руками построили по одному и, подгоняя прикладами, повели.

Пленных провели по всей деревне и, не останавливаясь, погнали по той же дороге, уходящей в поле.

Но шли недолго. В полутора километрах было большое село. В него и привели их.

А там… там их спокойно, методично и зверски избили.

— Завтра отвезем и сдадим немцам в комендатуру, — сказал один из полицейских, видимо старший. — Там их и спросят, — сказал он. — А теперь давайте «поучим» их малость.

Связанных по рукам партизан по одному ударом в лицо валили на землю и били. Били зверски, но умело — так, чтобы не изувечить совсем. Били ногами, прикладами по пояснице, под ложечку, неторопливо, выбирая наиболее болезненные места. Особенно старался тот, которого ранили в руку. Виктор не помнит, когда перестали бить. Сначала он еще пытался увертываться от ударов, стараясь подставить другое, менее болезненное место.