Евгений Левандовский - Огнем опаленные

Словно в ответ на ее взгляд, ресницы раненого дрогнули, он шевельнулся и открыл глаза.

— Пить, — чуть слышно проговорил он.

Женщина кинулась к столу, схватила кружку и, придерживая перевязанную голову, стала осторожно поить его отваром.

А через две недели он уже без посторонней помощи вставал с нар, осторожно, придерживаясь за край нар, доходил до дверей, выходил на улицу и садился на ступеньки избушки погреться на солнышке, подышать свежим воздухом.

Здоровый молодой организм быстро восстанавливал силы, и Михаил Звонарев уже прикидывал, когда он сможет вернуться к своим на Большую землю.

На третий день Тоня по просьбе Виктора достала у партизан карту, и он целый день просидел за изучением, стараясь запомнить названия всех деревень по новому маршруту, расположение дорог, лесов. Сотни раз, вглядываясь в карту, он закрывал глаза и мысленно старался до мелочей представить ее себе. Просил Тоню проверить его и называл все населенные пункты с севера на юг, с запада на восток, потом в обратном порядке. Для самопроверки чертил на листе бумаги весь маршрут и прилегающие к нему участки, а затем сверял свой чертеж с картой.

…Утром Виктора провожали. Он был в своей старой, потрепанной одежде, с тем же холщовым мешком за спиной.

Кроме Тони, провожать Виктора пошел заместитель командира отряда. Тот самый в очках и с усиками щеточкой, которого Виктор прозвал в первый день «бухгалтером».

По рассказам Тони — самому ему так и не довелось поближе познакомиться — Виктор знал, что Иван Филиппович — бывший учитель. С первых дней оккупации пошел в лес, а потом после организации отряда был назначен заместителем командира. Отряд был не очень большой, но действовал активно. Базировался он не в одном месте, а повзводно — так было легче маскироваться зимой, да и радиус действия значительно расширялся.

У отряда на счету было уже много уничтоженных гитлеровцев, разгромленных комендатур, подорванных поездов, автомашин и взорванных мостов.

Третьим провожающим был Саша. Тот самый Сашок, который так тщательно обыскивал Виктора в первый день их знакомства. Теперь Иван Филиппович дал его Виктору в проводники до расположения другого взвода.

Шли не торопясь, широким размашистым шагом. Сухой пушистый снег мягко шуршал под лыжами. Виктор шел на лыжах, подаренных ему Иваном Филипповичем. Утренний морозец приятно обжигал лицо. Незаметно прошли около пяти километров. Здесь надо прощаться, кончилась зона постов отряда, дальше Виктор и Саша пойдут одни.

— Ну, Виктор, — первым заговорил Иван Филиппович, — желаю тебе удачи. Дожить до конца войны, до победы.

Они крепко пожали друг другу руки, обнялись.

— Спасибо, Иван Филиппович. Постараюсь дожить. — Он повернулся к Тоне. — До свидания, Тоня. Спасибо тебе за все.

— До свидания, Виктор, — Тоня поцеловала Виктора, потом крепко, по-мужски пожала ему руку. — Ну, давай! — сказала она традиционные слова напутствия и, толкнув его в плечо, отступила назад.

…Виктор и Саша быстро шли на лыжах. Иногда останавливались, осматривались, прислушивались и вновь устремлялись вперед. Уже добрый десяток километров позади. Скоро их путь должна пересечь шоссейная дорога. Они пошли медленнее, внимательно вглядываясь, вслушиваясь в каждый звук. В лесу было тихо. Только иногда с гулом срывались с высоких деревьев шапки снега. Потрескивали замерзшие стволы деревьев да легко шуршал снег под лыжами. Время от времени они натыкались на заячьи следы. Даже не верилось, что где-то рядом враг, что идет война, страшная война не на жизнь, а на смерть.

Через некоторое время послышался шум моторов — значит, шоссе близко. Они стали продвигаться еще медленнее, еще осторожнее. Наконец подошли к опушке — впереди шоссе. По нему почти непрерывным потоком в одну и другую стороны шли машины. Шли в одиночку и небольшими колоннами по три-четыре машины.

Виктор с Сашей постояли, посмотрели. Дальше идти невозможно — придется ждать вечера. Немцы опасаются ездить с наступлением темноты: не дают им покоя партизаны.

Делать нечего. Пришлось вернуться назад, забраться в гущу леса и устроить привал. Разогрели на сухом спирте банку консервов, поели, наломали елового лапника и прилегли отдохнуть.

— Ты давно в отряде? — спросил Виктор.

— Почти с первого дня. Осенью сорок первого к нам в деревню пришли немцы. Сперва все было тихо, спокойно. А потом начались аресты. Первыми арестовали Капманов. Их забрали всей семьей. Забрали и увезли. В город, говорят. Так больше мы их никого не видели. Иудам, говорят, нечего делать в новой Германии. Потом стали коммунистов, комсомольцев забирать. Забрали и мою мать. Отец-то в армию ушел. Где он сейчас, и не знаю. Должно, воюет где-то. Всех, кого позабирали, сначала держали на скотном дворе. Потом увезли. Тоже, сказали, в город. Только потом мы узнали — расстреляли их. А с ними и маму… — Он на минуту умолк. Тяжело вздохнул. Потом заговорил снова.