Евгений Левандовский - Огнем опаленные

Утром отоспавшийся и отдохнувший Виктор составил подробное донесение. Антонина зашифровала и передала его во время дневного сеанса. Вечером они получили ответную шифровку. Виктора поздравляли с выполнением задания, предлагали два-три дня отдохнуть в отряде, сообщали новый маршрут и место перехода через линию фронта. Отдельно командиру отряда предписали оказать Виктору необходимую помощь, обеспечить условия отдыха. Тоню тоже просили лучше устроить Виктора и проследить, чтобы он ни в чем не нуждался.

Но Виктор и так ни в чем не нуждался. Тоня ухаживала за ним, как за маленьким ребенком.

На следующий день перед обедом отправила его в баню. Одна из землянок в отряде была приспособлена под баню. Посреди землянки, подальше от входа, был сложен из булыжника большой очаг. Топилась баня по-черному.

Воду грели в деревянной бочке, опуская в нее раскаленные булыжники. Виктор любил попариться — усталость как рукой снимает.

Когда распаренный Виктор лежал на полке, осторожно захватывая веником из-под самого потолка воздух погорячее, и легкими взмахами, чтобы не ошпариться, плавно опускал его себе на тело, в дверь постучали.

— Виктор, — раздался за дверью голос Тони.

— Что?

— Ты жив?

— Все в порядке. А что?

— Очень ты долго. Я уже начала беспокоиться — не угорел ли?

— Да нет, все хорошо.

— Ну, ладно. Ты там не долго, смотри. Я вот тебе принесла квасу. На, возьми.

Дверь на секунду приоткрылась, в образовавшуюся щель Тоня просунула котелок и поставила его на пол.

Это был деревенский хлебный квас. Наверху плавал густой слой лесной брусники.

Квас был холодный и душистый. Виктор напился, плеснул квасу на раскаленные булыжники очага, и воздух наполнился запахом деревенской избы в день выпечки хлеба.

Два дня Виктор почти не выходил из землянки. Спал, просыпался, ел и вновь спал. От этих двух дней в памяти у него сохранилось приятное ощущение теплоты, покоя и уюта. И еще запомнились заботливые Тонины руки, которые во сне поправляли на нем одеяло, стирали, гладили и штопали одежду, приносили еду, подкладывали в его миску лучшие куски, — руки, остригшие его отросшую шевелюру…

Однажды вечером они сидели у радиостанции. Тоня только что окончила очередной сеанс связи и переключила приемник на Москву.

— Ты давно не был на Большой земле?

— Около месяца.

— Что там у нас нового?

— Да почти все без изменений. Все ребята на заданиях. Несколько человек отдыхают, но, наверное, скоро тоже уйдут.

— Из наших старичков ты кого-нибудь видел?

— Видел Василия Лапишева — он недавно вернулся. Гаевого видел. После ранения его перевели временно работать в штабную радиостанцию, так что они теперь там вдвоем с Сашей Михайловым работают.

— А про Мишу Звонарева что-нибудь слышал? Где он теперь? — дрогнувшим голосом тихо спросила Тоня.

— Не знаю. Мишу я давно не видел. Пожалуй, с тех пор, как мы вместе с тобой были в группе Василия. Как он тогда ушел, с тех пор я ничего о нем не слышал.

Тоня молчала. Разговор оборвался. Но Виктор чувствовал, что она ждала и надеялась услышать что-то о Мише.

…В глухом лесу затерялась эта крохотная избушка. До войны смастерили ее себе охотники, приезжающие сюда побродить по зимнему лесу, пострелять дичь. Много, наверное, необыкновенных историй было рассказано в этих стенах.

И теперь избушка сослужила добрую службу. Затерянная в самой непролазной лесной глухомани, она была скрыта от непрошеных гостей. Найти ее мог только человек, хорошо знающий эти леса. Вот и собрались в ней беженцы из окрестных деревень. Старики, женщины да дети.

Сначала поселилось в ней несколько человек. Потом жильцов прибавилось. Наконец, избушка не могла уже вместить всех. Рядом с ней вырыли одну землянку, другую. Вырос вокруг целый подземный городок. В избушке вдоль стен — нары, посредине длинный стол, в углу печка.

У единственного небольшого окошка на нарах, закутанный в одеяло, лежал человек. Несколько дней назад женщины нашли его в лесу. Весь в крови лежал он в овражке, куда они пошли за малиной. Принесли в дом, промыли раны, обложили их подорожником — лекарств не было, перевязали бинтами из простыни. Так и лежит он, не приходя в сознание. Молодой, совсем еще мальчишка. Ни документов, ни оружия при нем не было. Кто такой — неизвестно.

Женщины поили его отваром из лесных ягод и хвои, по очереди дежурили возле него. Вот и сейчас сидит рядом с ним одна. Вяжет. Временами посматривает на раненого — не очнулся ли, не надо ли чего ему. В комнате тишина. Только постукивание вязальных спиц да уютное пение сверчка. Женщина вдруг откладывает свое вязание, склоняется к больному — показалось, что-то сказал он или простонал в беспамятстве.