Джим Кокорис - Богатая жизнь

— Я это говорил Тедди, — пояснил дядя Фрэнк, глядя на Силвэниеса. — Эта книга, вероятно, выше твоего понимания. Ее смысл, надо полагать, ускользнул от тебя. Ты даже не понимаешь, о чем она на самом деле.

— Ладно, Фрэнк, не начинай.

Дядя Фрэнк выпрямился.

— Хорошо, тогда скажи ты, о чем она. Ну, давай.

— Это просто детская сказочка, — ответил Силвэниес. И махнул рукой, закрывая тему.

Дядя Фрэнк покачал головой и улыбнулся. Потом устремил на меня долгий, полный значения взгляд.

— Эта книжонка, Тедди, — сказал он, — о людях, которые все время чего-то требуют. Она о… — тут он сделал небольшую паузу и шевельнул нижней челюстью, решительно выпятив подбородок, — о житейских обстоятельствах.

Я выслушал слова дяди Фрэнка и опять уставился на кофейный столик, и стал пересчитывать косточки от маслин. Теперь их было одиннадцать.

— О житейских обстоятельствах, — повторил дядя Фрэнк. Я почувствовал, что должен как-то на это отреагировать.

— Да, — сказал я.

— Ты понимаешь, почему папа стал ее читать?

На это у меня тоже был ответ. Я снова посмотрел на дядю Фрэнка. Уголком глаза видел, что Силвэниес следит за нашим разговором с напряженным вниманием. Вид у него был обеспокоенный и немного смущенный.

— Потому, что это любимая книжка Томми.

— Потому, что в ней есть мораль. — Тут дядя Фрэнк пронзил меня суровым взглядом и поднял вверх палец. — Знаешь, какова эта мораль, Тедди?

Я даже не пытался отвечать. Прожив с дядей Фрэнком два месяца, я пришел к заключению, что лучше всего разговаривать с ним, ничего не отвечая.

— Не давай людям даже палец, а то откусят всю руку. Даже палец. Даже чертов палец. Понимаешь, читая эту книгу, папа хотел сказать кое-что, тебе и твоему брату. — Он ткнул пальцем в мою сторону. — Кое-что о жизни. — Тут он встал и вышел в столовую.

После того, как ушел дядя Фрэнк, я закинул в рот последнюю маслину и куснул ее. Только тут я заметил, что Силвэниес наблюдает за мной.

— Тедди, — обратился он ко мне театральным шепотом. — Эта книжка о мышке и больше ни о чем. Только о маленькой, маленькой мышке.

За обеденным столом папа вновь потряс всех, сказав, что нужно прочитать молитву. До этого в нашем доме никогда не читали молитву перед обедом, даже тогда, когда была жива мама. Я просто лишился дара речи — состояние, в которое папа приводил меня все чаще и чаще.

— Прекрасная мысль, Тео, — сказал Силвэниес. — Такую трапезу, как эта, можно приравнять к религиозному празднику.

— Тетя Бесс, окажи нам честь, — попросил папа.

Тетя Бесс воззрилась на него в полном замешательстве.

— Я хочу сказать, прочитай молитву, — пояснил папа.

— Ах, молитву. Я не читаю молитв перед едой, я эту еду готовлю. Пусть кто-то другой прочитает молитву. Это день рождения Фрэнка. Пусть Фрэнк и прочитает.

— Вообще-то, я не молюсь. Что я могу прочитать?

С растущим отчаянием папа оглядел всех сидящих за столом.

— Мистер Джексон! Может быть, вы это сделаете?

Морис чуть качнул головой и дотронулся до своих ножа и вилки, придвинув их ближе к тарелке.

Наступила тишина. Я ждал, что кто-нибудь попросит прочитать молитву меня или Томми, но тут заговорил Силвэниес.

— Для меня будет честью благословить эту пищу, просто честью. — Потом он прочистил горло и возвел глаза к потолку. Какое-то время смотрел на него, не произнося ни слова, с широко раскрытыми, серьезными глазами. Потом туда же посмотрела и тетя Бесс, потом папа и, в конце концов, дядя Фрэнк и Морис.

— Что ты, черт возьми, делаешь? — спросил наконец дядя Фрэнк. — Возносишь молитву о дожде?

— Молитесь вслух, Силвэниес, — попросила тетя Бесс. — Вслух.

Силвэниес покачал головой.

— Простите, Бесс, но боюсь, что бы я ни сказал, это будет слишком мелко и незначительно. Я возложил на себя бремя, которое оказалось мне не по силам. К тому же, — прибавил он, — я только сейчас осознал, что толком не помню ни одной молитвы. Религиозной молитвы, я хочу сказать.

Папа вздохнул и прочистил горло. Он явно испытывал душевные муки.

— Что же, возможно, я сам смогу что-то прочитать. — Он склонил голову. Волосы у него топорщились в стороны, как перекладины креста. — Боже милосердный, благодарим тебя за сию чудесную трапезу. — Тут он сделал паузу и прочистил горло. — И еще благодарим тебя за эту возможность провести время вместе, всей семьей.

С этими словами он поспешно схватил салатницу и передал ее Морису.

Я решил временно не обращать внимания на очевидный и тревожный знак (папа теперь молится прилюдно) и принялся с аппетитом есть, поглощая толстые пласты сочного мяса и сдобренный пряностями рис и картофель, которые тетя Бесс щедро навалила мне на тарелку. Подозрение, что скрытой причиной этой молитвы явился Бобби Ли, могло бы быть достаточным, чтобы в моем животе стал разрастаться шипастый комок, но все было бесполезно: я был страшно голоден, а еда была невероятно вкусной. В конце концов, шипастый комок мог подождать, пока не будет доеден десерт.