Миклош Залка - Осада

Жена Шандора, измученная вконец его молчанием, положила руки на край раковины и, посмотрев на мужа, тихо сказала:

— Он этого не сделает… Он не может сделать…

Муж вместо ответа лишь опустил глаза.

— Сын наш… — добавила она.

Шандор Бонда мрачно кивнул и, вынув трубку изо рта, сказал:

— Он… наш сын! — Слова его прозвучали как удар хлыстом.

Жена перевела взгляд с мужа на раковину и прошептала:

— Он придет домой и попросит у тебя прощения…

Шандор не возразил ей.

— Вот увидишь, он попросит у тебя прощения…

Муж смерил жену странным взглядом, думая о том, какая же она наивная женщина, которая в конце концов начинает верить тому, что сама придумала. В данном случае ею руководила слепая материнская любовь. Однако спорить с женой Шандор не стал. Затевать спор сейчас нет никакого смысла, раньше — другое дело, но он и тогда не делал этого. Он сам позволял жене поступать так, чтобы у их сына было все, чтобы он ни в чем не нуждался, а они с женой и со своими нуждами как бы незаметно отходили на задний план. Они так и жили: сын стал для них целью их жизни. Они жили и трудились ради того, чтобы сынок был хорошо и вкусно накормлен, красиво одет и обут, чтобы он чем-то отличился от своих друзей-сверстников, чтобы из него что-то вышло. И тот постепенно превратился в личность. Жена была безмерно рада этому. Сам Шандор хоть и ворчал иногда (большей частью лишь потому, что считал: с ребенком слишком много возятся), но в конце концов все же уступал жене ради так называемого мира в семье. «Вот он и стал личностью!..» Шандор горько улыбнулся. Во рту у него собралось много слюны. Он встал и, подойдя к раковине, сплюнул в нее.

— Ты слишком много куришь… — упрекнула его жена.

— Много, — согласился Шандор и, сунув трубку в рот, снова запыхтел ею. А ведь было время, вспоминал он, когда ему хотелось снять с себя ремень и как следует отстегать им и жену и самого себя за то, что они вдруг решили воспитать из сына этакого молодого господина. Оставаясь сам бедняком, Бонда намеревался сделать из своего отпрыска ученого человека. И тот незаметно превратился в этакого барчука, вокруг которого крутились все домашние, и он, отец, даже ни разу не подумал о том, что, даже живя в бедности, вполне можно было воспитать из парня порядочного человека. В действительности же все произошло иначе: мальчуган рано понял, что он является центром семейной жизни, что все в семье делается только ради него, ради его удобств, радостей или, по крайней мере, ради того, чтобы увидеть улыбку на его лице.

Само собой разумеется, что мальчик очень быстро привык к этому и считал вполне естественным, что он ходит в хорошей одежде, в то время как отец носит заплатанные брюки. Паренек привык жить за счет родителей, вовсю эксплуатируя их, а отец заметил это и осознал лишь тогда, когда было уже поздно что-либо изменить и тем более исправить.

— Да положи ты наконец свою трубку, — тихим, но жалобным голосом взмолилась жена Шандора. — Вон сколько дыма напустил, у меня уже голова от него разламывается.

«Не от дыма она у тебя разламывается…» — подумал Шандор. Он мрачно посмотрел на стол, однако не сказал того, о чем думал: «В таких случаях у тебя всегда болит голова… словно по заказу, а на самом деле тебе лишь бы только хоть как-то защитить Белу. Я раньше в подобных ситуациях бросался проветривать комнату, крутился вокруг тебя, жалел, как мог утешал… Обычно твои головные боли продолжались до тех пор, пока не снимался с повестки дня тот или иной разговор о сыне…»

Гнев у Шандора уже прошел, он понимал, что злиться сейчас на жену не было никакого смысла. Вынув трубку изо рта, он попросил:

— Оставь ты свои тарелки в покое.

Жена с удивлением посмотрела на мужа.

«Пусть молодой барин сам моет за собой посуду, если желает жрать из чистого…» — подумал Шандор с раздражением, но своей мысли жене все-таки не высказал.

— Сходила бы ты лучше к Эстер, к своей подруге…

— Зачем? Да еще так поздно… Они наверняка уже легли спать. Они рано ложатся.

Женщина посмотрела на часы.

— Нет, никуда я сейчас не пойду. Ни ты, ни я со вчерашнего дня не выходили на улицу. Ведь запрещено же выходить.

— Запрещено или не запрещено, а ты сходи к ней, там и переночуешь.

— Там? А почему?

— А утром вернешься домой… — Немного помолчав, он добавил: — К тому времени и я успокоюсь, да и курить столько не буду.

Жена уставилась на Шандора неподвижным, изучающим взглядом. Немного помолчав, она сначала покачала головой, а затем сказала: