Миклош Залка - Осада

«Вот она, судьба венгров…» Подойдя к орудию, он присел на станину.

Тем временем почти совсем стемнело. Подавшись всем туловищем вперед, Иштван Надь, сузив глаза до щелок, уставился на дорогу и подумал: «Если солдаты противника снова рискнут сунуться сюда, то они пойдут только по этой дороге… А уж если они появятся, я снова всех их постреляю. Один перестреляю всех… А неплохо повоевали мои желторотики… За такой бой мне не только слава положена, но и еще земельный участок в пять хольдов…» Вспомнил родную мать, и ему тотчас же захотелось похвастаться перед ней: «Мы построим собственный большой дом. У меня теперь, мама, будет свой участок, целых пять хольдов».

Вдруг губы его дрогнули: стало жаль тех шестерых, которые так позорно бежали (последние два слова офицер тут же мысленно заменил на слова «поступились своей совестью»).

В этот момент подпоручик услышал за своей спиной чье-то дыхание. Надь хотел было обернуться, но в тот же миг почувствовал удар ножом в спину, под самое сердце. Он открыл рот, чтобы закричать, но чья-то крепкая ладонь закрыла ему рот, а затем с силой рванула его голову назад. Выпучив глаза, он увидел чью-то фигуру в каске, которая показалась ему очень знакомой, однако, кто именно это был, он так и не узнал: силы покинули его.

Солдат в каске столкнул труп подпоручика Иштвана Надя со станины под орудие.

Шандор Бонда сидел за кухонным столом и сердито набивал трубку табаком.

Посуду со стола жена уже убрала и теперь демонстративно громко мыла ее в раковине.

Шандор понимал, что своим шумом и стуком она хотела продемонстрировать ему свое неудовольствие, однако старался не обращать на это внимания. Достав из ящика стола старую газету, он оторвал от нее кусок и, скрутив небольшой жгут, зажег от плиты и раскурил трубку. Делая короткие и энергичные затяжки, он в перерыве между ними проговорил, обращаясь к сыну:

— Я уже сказал тебе, что ты никуда не пойдешь!

Сын стоял перед зеркалом в металлической оправе, висевшем на стене, и, разглядывая в нем свое отражение, поправлял галстук.

— Это я уже слышал, — сказал он бесстрастным тоном. Подняв повыше подбородок, он оценивающим взглядом рассматривал узел на галстуке. Оставшись, видимо, недовольным, он одним размашистым движением развязал галстук, а затем тут же начал снова завязывать. — Ты мне говорил и о том, что если я не послушаюсь и все-таки пойду, то ты свернешь мне шею. Кроме того, ты еще сказал… — Парень бросил беглый взгляд на отца, во рту которого задрожала трубка. «Старый болтун…» — хотелось ему сказать отцу. Предвидя этот разговор, парень намеревался разговаривать с родителем холодно и деловито, тоном человека, который чувствует свое превосходство. Однако на такой разговор у него все же не хватило духу, и он жалобно добавил: — Собственно, ты все это уже говорил мне, по крайней мере, раз десять… Если хочешь, я могу все повторить слово в слово. — Завязав галстук, парень повернулся лицом к отцу и, усмехнувшись одними глазами, продолжал: — Не хочешь? Я могу продемонстрировать это и в лицах: с пыхтением трубкой и стуком по столу кулаком. Вот будет потеха! Наши парни покатывались со смеху, когда я им об этом рассказывал…

Произнеся последнюю фразу, парень неожиданно покраснел, однако все-таки не сдался, хотя и хотел сделать это, но ему стало стыдно идти на попятную, и не перед отцом, а перед самим собой.

Шандор Бонда еще крепче сжал трубку зубами, чтобы она предательски не дрожала.

На сыне была зеленая рубашка, и хотя не такая нелепая, какую носят нилашисты, чуть-чуть светлее, но все-таки зеленая. Полным ненависти взглядом отец посмотрел на сына. Вены на висках вздулись, Шандор поднес руку ко рту, чтобы вынуть из него трубку.

В этот момент жена Шандора быстро выпрямилась и, бросив мокрую тряпку в раковину, закричала на сына:

— Как ты разговариваешь с отцом?! А ведь ты же мне обещал! Не прошло и рождество, как…

И она разрыдалась.

Сын смерил мать довольно флегматичным взглядом и, передразнивая ее манеру говорить, сказал:

— Чего вы воете? Не войте, мама. Вы только и умеете выть да жаловаться. «Отец тебе добра желает…» — Тут его голос окреп: — У вас скопилась грязная посуда, вот и мойте ее! В конце концов, когда-то и дома нужно все выяснить! Мне до чертиков надоело все это… Не хватало только, чтобы я испортил себе карьеру из-за того, что мой отец стал защитником евреев. А? Такое вполне возможно. Мне давно надоели глупые чудачества отца. С меня довольно!