Миклош Залка - Осада

— Господин подпоручик… — Спрашивавший на миг замолк, а затем все-таки договорил фразу до конца: — Но ведь мы живем в этом городе, там у нас…

Иштван Надь вытаращил на солдата глаза.

— Если потребуется, я сам выстрелю из орудия по собственному дому, — решительно произнес он.

Солдаты же на это лишь растерянно заморгали глазами.

Сейчас офицер и сам удивился тому, что до сих пор он как-то ни разу не подумал об этом.

«А такое вполне может произойти…» — сообразил Надь и пошел дальше, все быстрее и быстрее переставляя ноги.

Ближе других солдат к командиру оказался Закс, лежавший в ячейке широко раскинув ноги и повернув набок голову, с которой чуть съехала каска.

— Вставайте, Закс! Жизнь неповторима!..

Однако парень даже не пошевелился. Это настолько разозлило офицера, что он пнул его ногой по каске.

— Оглох ты, что ли?! — дико заорал Надь.

Голова Закса уткнулась в землю. Только тут Иштван разглядел на шее солдата красное пятнышко величиной с монету, которое в сумерках казалось почти черным.

— Боже милостивый, — испуганно пробормотал Иштван Надь. Он вспомнил, что ему в таком случае следовало бы перевернуть убитого на спину и закрыть ему глаза, но он брезговал прикоснуться к мертвому. — Простите меня, Закс… — еле выдавил он из себя.

Офицер с трудом взял себя в руки. Выпрямившись, он задумчивым взглядом посмотрел на дорогу и чуть выше ее и тут же вспомнил выражение лица солдата, когда тот бросал в танк гранату. «Бросил он ее, а потом все стихло…»

Во рту у подпоручика пересохло, он с трудом сглотнул слюну и с подозрением посмотрел на засыпанные снегом кусты по ту сторону дороги, а затем уже и на сам танк. Он боялся, что в кустарнике кто-то спрятался. Сняв пистолет с предохранителя, он изготовился к стрельбе и, осторожно ступая, двинулся к танку. Под днищем танка лицом вниз лежал русский танкист, зажав в руке пистолет. Запасной люк на днище был открыт. Иштван Надь лег на землю и заглянул через люк внутрь, откуда сильно воняло горелым маслом.

«Остальные, видимо, удрали», — решил он.

В этот момент он услышал звук бегущих шагов.

Быстро выдернув голову из люка, он так сильно ударился затылком о днище танка, что на какой-то миг даже потерял сознание.

Когда же он очнулся, то услышал, что шаги отдалялись от него. Подпоручик не без труда вылез из-под танка. Первое, что он увидел, были фигурки его солдат, которые бежали прочь от позиции.

— Стойте! Мерзавцы, остановитесь! Я вам приказываю!..

Хорошо сознавая, что бегущих в тыл солдат уже ничем не остановить, он все же выстрелил из пистолета в воздух. Сумерки поглотили бежавших. Тяжело дыша от охватившей его злости, подпоручик начал пересчитывать убитых. Насчитал девять своих солдат и двух русских. Остальные, видимо, разбежались.

«Выходит, из пятнадцати человек шестеро оказались трусами…» Тяжело вздохнув, офицер покачал головой, не понимая, как они могли нарушить присягу и изменить отечеству. На сердце было тяжело, а голова, казалось, раскалывалась от нелегких дум.

Чувство ответственности привело его в себя.

Спотыкаясь почти на каждом шагу, подпоручик подошел к полевому телефону, установленному на огневой позиции. Докладывать о бегстве подчиненных ему отнюдь не хотелось, и он тут же решил про себя: «Все они погибли… Одни красиво, смертью героев, другие — как трусы…»

Набравшись смелости, он взял в руки телефонную трубку и доложил о том, что он лично подбил вражеский танк, а затем вступил в неравный бой с превосходящими силами противника, в ходе которого потеряв всех своих солдат, остался один-одинешенек, но позиции не оставил и находится возле орудия.

— Продолжайте держаться. Высылаем вам подкрепление, — прохрипел голос из трубки.

С облегчением Иштван Надь положил трубку на телефонный аппарат. Подумав о своих дезертирах, он презрительно скривил губы.

Вспомнив о том, что во фляжке еще оставался ром, офицер отпил несколько глотков, чувствуя, как приятное тепло разливается по всему телу, а затем почувствовал, что он голоден. Достав из кармана ломоть хлеба, который у него был, он отломил небольшой кусочек и начал медленно жевать. «Все в нем имеется: и отруби, и кукуруза, только пшеничной муки нет ни единого грамма…» Захотелось узнать, какой хлеб выдают немецким солдатам. Поняв всю нелепость своего желания, офицер удивленно вскинул брови и почему-то вспомнил слова капитана: «Господин подпоручик просит «Бофорса», а ведь такие пушки имеются только у немцев. Нам они таких орудий не дают». Доев хлеб, он отпил из фляжки еще несколько глотков рома, чувствуя, что начинает хмелеть.