Жан Жене - Влюбленный пленник [litres]

– А может быть, ассимилируется?

Как тут не ответить:

– Как может ассимилироваться идущий народ? В какой стране такое произошло? В каких краях? С помощью чего?

Я по-прежнему не знаю, что ощущали фидаины, но для меня их территория – Палестина – была не просто вне досягаемости, коль скоро они находились в поисках ее; этих территорий вообще никогда не существовало, как карт для игроков или атеистов для Бога. Оставались следы, но деформированные в памяти стариков, где, как правило, образ, изображение тех вещей, о которых вспоминаешь, гораздо меньше, чем сами эти вещи. Они уменьшаются по мере того, как человек стареет, или же наши воспоминания их освещают, и тогда, напротив, они видятся слишком большими. Очень редко в памяти, хранящей эти вещи, их размеры не меняются. Горы, овраги, их названия, все изменилось. Малейший росток вырывался, лес, ставший бумагой, книгой, газетой, уничтожался ежедневно. Вот и мишень, в которую прицеливались фидаины, превратилась для них в нечто невообразимое для них. Из-за этого театрального закона: репетиция перед представлением – их жестам недоставало эффективность. Игроки с призрачными картами в руках, какими бы прекрасными, какими бы уверенными в себе они не были, знали, что их жесты дадут вечную жизнь – может, здесь имеется в виду пожизненное заключение – партии в карты без начала и конца. У них, фидаинов, в руках была такая же пустота, что и под ногами.

«Наверняка некоторые офицеры тосковали по прочному боевому снаряжению, стальному щиту, приборам и инструментам, с которыми учат обращаться в высших военных школах Европы и Америки или СССР. Они остерегались слова «герилья», что означает маленькую войну, когда нужно брать в союзники туман, сырость, почву, муссон, высокую траву, крики ночных сов, положение солнца и луны. Они знали, что человеку, стоящему по стойке смирно, можно скомандовать только «смирно». Военные школы не помогут, они не приспособлены к тому, чтобы требовать дисциплину и послушание, то есть, победу у едва оперившихся существ, у веселых арабов с их сообщниками – мхами и лишайниками. Скользить от дерева к дереву, от скалы к скале или замирать при малейшем шуме, похожем на стон, этого не смог бы ни один офицер из военной школы».

То, что я сейчас написал, так думают и палестинцы, которые сожалеют о военных хитростях и солдатской верности, а порой, быть может, о братстве по оружию.

«Бедуины с одной стороны, израильтяне с другой массово истребляют все гражданское население, убивают с самолетов и из танков. Пусть сто партизан хитростью проникнут в Израиль, все равно будет воздушный налет и самолеты забросают бомбами палестинские лагеря. В военно-морском флоте Франции, а еще в марокканском военно-морском флоте их называют «адмиралами» – моряков-сифилитиков, на чьих медицинских картах стоят кресты или звездочки. Первый крест из-за сифилиса принимается с восторгом, так после забитого гола на трибунах начинают целоваться – не надо больше доказывать мужественность: первый шанкр это своего рода посвящение.

– Все, доктор, санитар, повар, все занимались нами. Я был адмиралом с четырьмя крестами. Ну, или если тебе так больше нравится, с четырьмя звездами. Пять означало уже императорскую власть. И смерть. Знаменитый Прокаженный король [49] Название романа Пьера Бенуа ( Прим. перев. ) , известный даже в исламе, пережил два коронования: один раз миропомазание, второй – коронование лепрой. Интересно, самые отчаянные офицеры, требующие тяжелого вооружения, танков, пушек, даже атомного оружия, те, кто настаивали на ведении классической войны, может, они тоже мечтали стать адмиралами, погибнуть за Родину, но погибнуть с уверенностью, что их похоронят с государственным размахом. То есть, как мужчин.

Партизанской войне не хватало благородства не только по мнению воспитанников высшей военной школы в Сен-Сире, даже Советский Союз отказывался принимать всерьез этот феномен и тоже называл его терроризмом. Если палестинской армии суждено победить, пусть прежде она станет тяжелой машиной, а грудь каждого палестинского полковника подставкой и витриной для сорока-пятидесяти медалей, знаков отличия всех наций благородного происхождения.

В тот вечер, когда завершился пост рамадана, возле водного источника вблизи Иордана двое уполномоченных устроили праздник, от будней он отличался лишним медовым пирожным, да бодрым смехом, что раздавался то там, то здесь. Они приветствовали молодого человека с длинными волосами, струящимися между лопаток: Исмаила. Я уже привык к прозвищам, вымышленным именам, так что этому имени тоже не удивился (возле этого источника, между мостами Дамиа и Алленби, где Иоанн крестил Иисуса, фидаины решили заменить мое имя именем Али). Гладкие, темные волосы, как у Бонапарта, покрывали плечи Исмаила.