– Что ты будешь делать в Кувейте? Оставайся с нами. И вообще, кто ездит в Кувейт? Одни европейцы. Там все говорит по-английски, а ты по-английски не говоришь.
– У меня в паспорте есть кувейтская виза, мне забронирована комната, вот приглашение.
– Какой ты упрямый. Мы отвезем тебя на машине в Даръа. Тебя проводят два фидаина.
– Почему два?
– Мы всегда по двое, на всякий случай. Границу в Даръа [48]вы перейдете, как получится. А там двое других проводят тебя в Дамаск. Сядешь на самолет до Кувейта. После конференции, когда нужно будет возвращаться, в аэропорту Дамаска тебя будет ждать самолет, полетишь на нем до Даръа. В Даръа тебя тоже уже будут ждать, и два фидаина привезут тебя сюда обратно.
Было решено, что из Аджлуна я выезжать не буду.
Но дипломатия ООП была довольно активна, хотя ей всячески препятствовал Хусейн, следовавший советам американского посольства, а перемещения дипломатов между Амманом, Тель-Авивом и Вашингтоном были извесны если не в подробностях, то, по крайней мере, по слухам. В этом периметре, о котором я говорил, мы считали себя свободными, хотя из одной точки в другую перемещались, из соображений безопасности, буквально на уровне земли, мы подчинялись приказам полковников, высокое положение которых было обусловлено высотой, на которой висели штабные карты: их уже не клали на стол, а пришпиливали булавками на стену, довольно высоко, и чтобы показать крайний север – реку Иордан и первые города оккупированной территории – им нужна была указка. Опуская на изображении небесной сферы географические очертания и название Израиля, понимали ли палестинцы, что заодно стирают и Палестину? Закрашивая Израиль синим, они словно сбрасывали его в синее море, а если черным, то территория превращалась в обитель сумерек, пристанище теней , как говорили греки.
Арафат и вся ООП, унося с собой все свои договоренности и распри, набирали другую высоту и на самолетах перемещались от столицы к столице. Для них, вероятно, Палестина перестала быть территорией. Ее реальность исчислялась в дольных единицах: десятые части операции между Востоком и Западом. Однако каждый из нас смутно догадывался, что миру, который мы пробовали на ощупь, которым наслаждались, мы были обязаны ООП.
Мы ничего не знали о поездке Киссинджера в Пекин, как и о его возвращении на следующий день в Пакистан. Да и как могли бы мы знать, стоя на краю этого обрывистого берега, что Китай сократил помощь ООП? Каким отсюда виделся Китай? Прежде всего, это было имя: Мао. Многих палестинцев, простых фидаинов и лидеров, приглашали в Пекин и в Москву. Я по-прежнему считаю, что они просто спутали Китай с мобилизованными толпами, пылкими манифестациями, и эти картины они привозили с собой, возвращаясь обратно, а еще рассказы о поистине райской повседневной жизни – раз сорок приглашенные принимались говорить мне о красоте стариков, которые по утрам в тишине, с улыбкой или без, делают упражнения шведской гимнастики на площади Тяньяньмэнь. Еще они рассказывали мне о длинных тонких бородках этих спортивных стариков, между тем как здесь бороды обрамляют лицо.
Может, я и не узнаю, как правильно писать: Палестинское Сопротивление или Палестинская Революция? И надо ли писать эти слова с заглавных букв? А в арабском языке нет заглавных букв.
В начале этой книги я попытался описать карточную игру в беседке. Как я говорил, все жесты были настоящими, но только без карт. Их не просто не было на этом столе, их вообще не было, то есть, карточная игра не являлась карточной игрой. Карты ни присутствовали, ни отсутствовали, их просто не существовало, как для меня не существует Бога. Можно представить себе, что́ подобная деятельность, единственной целью которой является притворство – сделанное мне приглашение, организация процесса, сам спектакль, нервозность: как я восприму отсутствие карт – притворство ради притворства, что́ подобная деятельность может вызвать у того, кто предается ей ежедневно? Карты как кокаин, карты как ломка. Конец партии был ее началом: ничего в начале, ничего в конце. В сущности, у меня на глазах тасовали эти отсутствующие картинки – палицы, кони, два меча, три меча, пять, шесть мечей, семь мечей, кстати, Клодель знал эту игру с испанской колодой?
Изгоняя людей из Палестины, новые захватчики этой земли не знали, не усвоили из высшей теологии, что станет с изгнанным народом? Если он не исчезнет, то займет другое пространство другого народа.
Читать дальше