Жан Жене - Влюбленный пленник [litres]

В 1970, 1971, начале 1972 фидаины, еще очарованные Насером, даже после его смерти, были уверены, что действуют ради и во имя арабского мира, во имя Корана, как его толковали (некоторые из «Братьев Мусульман» участвовали в сопротивлении, другие, вероятно, наблюдали за ним извне). Палестинцы не подозревали, что весь мир обеспокоен этим сумасбродством. Благосклонные поначалу к борьбе фидаинов, стремящихся вернуть свои территории, многие выступили против них, даже когда Бегин назвал эти территории Иудеи и Самарии неотъемлемой частью (так выражались журналисты, дипломаты и Бегин) Земли Израильской.

Угон самолетов стал их славой и их проклятием. Я был в Бейруте, когда по распоряжению Жоржа Хабаша три самолета сели в пустыне Зарка. Я словно вновь вижу осунувшиеся от потрясения лица трех командиров НФОП, эти же сияющие лица, когда я сказал, что захват трех самолетов, один за другим посаженных в линию в пустыне под солнцем, вызвал восхищение молодых европейцев. Во всяком случае, – мысленно добавил я, – молодых европейцев, вскормленных комиксами.

Фидаины на базах, которые не следует путать с лагерями вокруг Аммана, в центре, по всей Иордании, контролировали Гор-эль-Сафи, овраг, прибрежные отвесные скалы Иордана, Израиль, весь регион Аджлуна и вообще Иорданию целиком. Хотя все мечтали о бушующем потоке, который подхватит арабские народы, никто не знал, что палестинцы отправятся из Иордании в Сирию, из Сирии в Ливан, в Тунис, в Йемен, в Судан, в Алжир через Кипр и Грецию. Никто не знал, что из великой депрессии, которая могла бы их поглотить, они выплывут, освободятся, чтобы, возможно, обрести друг друга.

Это опять Абу Омар:

– Со времен Мухаммеда Али Египетского арабский мир, за которым вы наблюдаете из Парижа, отнюдь не угнетен и не сгорблен. Мухаммед Али восстал против Османской империи и против англичан. Восстание друзов в 1925 году, которое ваш генерал Гуро подавил в Сирии, война в Алжире, марокканские восстания, тунисская революция, прогнавшая французов и итальянцев, военный переворот в Ираке 1958 года под руководством генерала Касема [102]против англичан и компании «Ирак петролиум», Насер и Каддафи положили конец правлению династии Сануситов [103]. Весь наш мир пришел в движение, желая стряхнуть с себя всех этих паразитов, но ни одна война, ни одно восстание не достигли размаха палестинской революции.

«Чрезмерное богатство убивает, тем более того, кто не смог его завоевать. Многоцветье радужных оболочек: карие, серо-голубые, светло-зеленые, цвета черной смородины, садового вьюнка и бутылочного стекла; сумятица акцентов, смешение приветствий, различные диалекты арабского языка навязали западному миру энергию, что таилась под толщей песка. Популяция, олицетворяющая торжество овуляции, несчастье жить в крайней нужде, отороченной золотом, подъем арабизма, превратившегося в арабоманию, вплоть до панарабизма, где вместо оружия – оглушительные трубы, заставляющие позабыть о самих палестинцах, особенно о палестинцах, разве что они предстанут некой туманностью, облачком славы или золота, парящим надо всем арабским миром, над нефтью, над эмирами, которых проклинают и которых оправдывают. А если бы слава, то есть, смерть палестинцев витала бы над ними туманностью, предположим, меди, думаешь, эмиры дали бы им хоть копейку?»

Это я в апреле 1984 передаю слова Рашида, сидящего на деревянном стуле возле двери отеля «Салахеддин» в Аммане.

Чрезмерное богатство убивает, тем более того, кто не смог его завоевать, в этой фразе высмеивают эмиров, единственных завоевателей нефти.

А еще здесь имеются в виду нищие арабы, у которых истощается мозговое вещество, когда они думают об этом богатстве, ставшем причиной их несчастья.

Имея некоторое представление о том, что происходит в бедной Мавритании, я захотел узнать у палестинцев, есть ли здесь проституция, возможно, скрытая, но в лагерях беженцев что-то есть наверняка. Ответы оказались одинаковыми, хотя никто ни с кем не договаривался. Они меня удивили.

– Нет. В лагерях Иордании точно нет. В Ливане до всей этой резни, возможно, что-то и было. Не думаю, что в Бейруте имелась хоть какая-нибудь организованная сеть. Сразу бы раскрыли. Отдельные случаи вне лагерей – возможно.

– Странно.

– Нет. Палестинки не славятся своей красотой. Палестинцы – да.

Возможно, это последнее наблюдение было адресовано именно мне?

– Хотя во Франции была эпоха белого террора, нельзя сказать, что само слово «террор» в вашем французском языке какое-то особенно страшное. Джек Потрошитель в Лондоне, банда Бонно в Париже сеяли ужас, но слово «террорист» скалит свои железные зубы, демонстрирует челюсть и красную глотку монстра. У шиитов, если верить утренним газетам, как раз и имеется эта чудовищная челюсть, которую Израиль хочет сокрушить своим ядовитым хвостом, я имею в виду хвост его армии, спасшейся из Ливана. Израиль борется не с противником, не с врагом, а с террористом, ведь терроризм равнодушно сеет смерть, и его нужно уничтожать повсюду, где бы с ним ни встретился. Израиль носит войну в своем сердце, даже на уровне словаря, аннексировав – еще до Голанских высот – слово холокост и слово геноцид, начало и конец известной нам главы. Вторжение в Ливан не превратило Израиль в захватчика и грабителя, разрушения и бойня в Бейруте не превратили Америку в вооруженного террориста, сбрасывающего днем и ночью в течение трех месяцев многотонные бомбы на столицу с двумя миллионами жителей, нет, это всего лишь разгневанный хозяин жестоко наказал строптивого соседа. В этом смысле слова – ужасная вещь, а Израиль, как никто, умеет манипулировать знаками. Приговор не обязательно предшествует казни, но когда казнь свершается раньше приговора, получается, что она оправдана, ведь приговор все равно будет. Убивая одного шиита и одного палестинца, Израиль уверен, что избавил мир от двух террористов.