Аврора Гитри - Татуированные души

— Два дня назад Джонс пришел в «Розовую леди», как обычно, — начинает рассказывать она, пододвигая ко мне дымящееся блюдо с овощами. — Но на этот раз он сел не за мой столик, а к другой девушке.

Я озадаченно смотрю на нее. Когда я поступил на работу к англичанину, он часто приводил к себе разных девушек. Особенно вначале. Высоких, маленьких, и кхатейлов [42] Транссексуал. тоже. Я иногда на рассвете сталкивался с ними на пороге или чувствовал их запах, убирая спальню. Но потом в его жизнь вошла Нет, и я, впервые увидев ее на кухне, понял, что она задержится надолго.

— Он сидел с другой девушкой около часа. Разговаривал, смеялся. И все это время не обращал на меня ни малейшего внимания. Даже не посмотрел ни разу. И тут ко мне подсел другой клиент. Фаранг, который мне не нравится. С этаким победительным видом, представляешь? — уточняет она с грустной улыбкой. — И поскольку я была одна, а Джонс сидел с другой, отказать клиенту я не могла. И Джонс ушел с Ньям. Отправился к ней в бокс, пока я умирала от злости под своей улыбкой. Он оскорбил меня, понимаешь?

Слезы текут по ее горящим щекам, оставляя черные дорожки, похожие на следы пепла. Ее печаль обезоруживает меня, лишает аппетита. У меня пропадает всякое желание есть блюда, о которых я так мечтал. Новый Пхон растворяется в рассказе Нет.

Мой добрый хозяин Джонс бестрепетно объявляет мне о разрыве с Нет, унижает ее в переполненном людьми баре, топчет ногами ее сердце и заставляет плакать… Я опускаю голову.

— И мало того, что он унизил меня перед девушками. Когда он вернулся из норы Ньям, он забрал меня с собой, словно сумку из камеры хранения… Как сумку!

Ее печаль сменяет гнев, который выпрямляет ее на табурете, превратившемся в пьедестал. Когда официантка приносит нам последние заказанные мной блюда, Нет вытирает слезы, ее лицо вновь принимает воинственное выражение. Увидев ее такой, вдруг совершенно изменившейся, я сразу вспоминаю единственное подходящее ей определение, пришедшее мне на ум благодаря французу: курд май. Ах, если бы и обо мне можно было так сказать…

— Он привел меня к себе, — продолжает она холодным, почти равнодушным голосом. — Всю ночь я стискивала зубы и кулаки, чтобы не кричать. Я скрыла свой гнев. Я делала вид, что ничего не случилось. Я надеялась, что сумею его простить. В конце концов, только я ночую у него, только мне он дарит подарки. Но на следующий день, когда я вернулась домой, внизу меня ждала торжествующая Ньям. Она сказала, что Джонс обещал прийти к ней снова. Она словно плюнула мне в лицо. В доказательство своих слов она повертела перед моими глазами рукой. Он подарил ей браслет. За одну ночь он подарил ей украшение. И тут я потеряла самообладание. И вернулась в Махатлек.

Нет бросает на меня холодный, неумолимый взгляд. Я вздрагиваю, хотя знаю, что ее ненависть адресована не мне, что она видит перед собой лицо другого человека. Лицо своей соперницы.

— Я знала, что Джонс очень дорожит серебряными шкатулками, которые стоят у него в спальне, — продолжает она более мягким тоном. — Однажды я взяла одну, чтобы рассмотреть получше… Мне понравились эти странные птицы. Джонс отобрал ее у меня и сказал, что его мать подарила ему эти шкатулки перед смертью. Что каждое утро, протирая их, он представляет, что она жива. Словно каждая коробочка хранит частицу его матери. И я украла две из них. Потому что я хотела отнять у него частицу его самого. Я хотела, чтобы частица его души умерла, я хотела, чтобы он понял, что он сделал со мной. Я хотела…

Ее слова обрываются стоном, тонут в уличном шуме. В свете неоновых ламп я вижу ее приподнявшуюся грудь, порозовевшее лицо и понимаю, что она задержала дыхание. Я чувствую, что она сейчас начнет рыдать и кричать. Что этот взрыв эмоций может легко разрушить новую и еще хрупкую личность, которая почти родилась благодаря французу.

— Я сожалею… Ах, если бы ты знал, как я сожалею, — выдыхает она в конце концов.

И я понимаю, что опасности разрушения подвергается не моя, а ее личность.

Ноябрь 1986 года

— Здравствуй, Докмай.

Она выскочила из темноты с внезапностью кобры. Она решила встретить меня у дома Нет, подальше от «Розовой леди» с ее разноцветными неоновыми огнями, подальше от старухи и Кеоу, чтобы никто не мог меня защитить.

— Ньям… Тебя что же, на ночь сегодня никто не захотел оставить?

Эти слова сами слетели с моего языка, словно кто-то другой решил вместо меня бросить вызов моей противнице. Чувствуя, насколько они обидны, я быстро отвожу взгляд и смотрю на грязную воду реки, текущей по улицам.