— Поймала фаранга и торжествуешь, — шипит она, медленно приближаясь и покачиваясь всем телом, словно готовящаяся ужалить рептилия. — На твоем месте я бы не радовалась так рано. Война только начинается.
Она подходит ко мне практически вплотную.
Я инстинктивно отступаю и спотыкаюсь о какую-то неровность на земле. Грязный ручей под ногами не позволил мне заметить выбоину в асфальте тротуара. В нее попадает каблук, который трещит и ломается под моим весом, я теряю равновесие. Неуклюже падаю, чувствуя резкую боль внизу спины. И слышу раскат зловещего хохота.
— Видишь? Ты сама заняла свое место. На панели, в грязи, — говорит она, склонившись над моим мокрым лицом и словно выплевывая слова. — И я прослежу, чтобы тут ты и осталась, — добавляет она, прижимая кроваво-красный ноготь к моему лбу.
Я отдергиваю голову, словно меня укусила змея, и поднимаюсь, кипя от гнева:
— Француз скорее предпочтет девушку в грязи, чем претенциозную мегеру! Можешь говорить что хочешь, но выбрал он меня.
Я ощущаю покалывания на коже, там, где Оливье посеял зерна моей новой личности. Она растет во мне, когда я встаю с земли, она крепнет, когда я сжимаю кулаки. Она похожа на дерево, которому не страшны даже бури Ньям. Я еще не знаю, какую эмблему он мне подарил, какой символ изобразил на моем лице. Но, видя изумленный взгляд своей противницы, я становлюсь непобедимой.
— И… не говори потом, что я тебя не предупреждала.
Я улыбаюсь убийственной улыбкой. Ее угрозы меня больше не пугают. Ее яд на меня не действует. Я — Докмай, и даже больше. Я сама не подозревала, какую огромную силу вдохнул в меня Оливье. Но это именно так. Моя душа уже не потерпит ни малейшего унижения.
— На твоем месте я бы подкрасилась, — говорю я, направляясь к двери подъезда. Я иду уверенной походкой, несмотря на сломанный каблук. — У тебя от гримас макияж потрескался.
Я торжествующе вхожу в дом, оставляя противницу на тротуаре. Я даже не вздрагиваю, когда она, скрывая свое бессилие, угрожающе произносит:
— Я раздавлю тебя, Докмай.
Перед тем как подняться к Нет, я останавливаюсь посреди лестницы и на несколько секунд присаживаюсь на ступеньку. Сражение закончено, биенье моего сердца успокаивается. Я страшно устала и очень довольна. Я нашла в себе силы противостоять самой опасной девушке из «Розовой леди». Я победила робость, швырнув ее в лицо своей противнице. Я разжимаю кулаки и рассматриваю черные от грязи линии судьбы на ладонях. Неожиданно я вижу улыбку. Улыбку фаранга. Он смотрит, как я пробуждаюсь ото сна, в который он меня погрузил, разглаживая подушечками пальцев линии моего лица. Над лестницей даже звучит его шепот: «Мне пора идти». Я вижу, как он отодвигает прижатое к моему лицу тело, вынимает пальцы из моих волос, отрывается от меня с шуршанием рвущейся бумаги. Я сажусь на бамбуковом диванчике и вцепляюсь в него, как утопающий в соломинку, а он убирает в чемоданчик ласки кисточек и поцелуи влажного крема. Потом достает последнюю, самую большую баночку с белой мазью, опускает в нее ватный шарик и возвращается ко мне. «Нужно все снять», — грустно шепчет он, словно отец, вынужденный наказать ребенка. Я отшатываюсь, прижимаюсь спиной к стене, подтягиваю колени к подбородку и обхватываю их руками, словно защищаясь. «Я должен снять с тебя грим. Но я вернусь сегодня вечером, обещаю. Пока еще не время открывать наш секрет». После его слов я опускаю глаза и медленно, покорно открываю свое тело. Я вытягиваю ноги на кушетке, оставаясь сидеть, прислонившись спиной к стене. Он подносит ватное облачко к моему лицу и ласкает им кожу. У меня выступают слезы, они смешиваются с лишенным запаха кремом, смывающим мой сладкий грим, краски моей души. Мои губы дрожат от прикосновений шероховатой ваты. Меня пробирает озноб, когда я вижу испачканный комочек хлопка, который он бросает рядом со мной на кушетку, в кучу таких же комочков. Смыв все, он нежно дотрагивается до моих блестящих девственных щек, повторяя пальцами придуманный им рисунок, и шепчет мне на ухо: «Я приду сегодня вечером, и завтра, и послезавтра…»
Когда он оставил меня в норе одну, у меня возникло чувство, что я исчезла вместе с ним, стала невидимой, потеряла себя.
Но я ошибалась. Оливье, гримируя меня, подарил мне другую душу. И пусть на коже уже не было ни малейших следов краски, встретившись с Ньям, я ощутила силу этой души в моем теле.
— Нет, не уходи. Останься еще хоть ненадолго.
Услышав умоляющий голос Нет, я застываю перед дверью. До меня доносятся шум шагов, шуршанье простыни, звяканье ключа. Моя подруга не одна. Она привела кого-то домой, нарушив правило, которое всегда свято соблюдала: «Клиента обслуживаем или у него, или в норе. Через этот порог он переступать не должен».
Читать дальше