Аврора Гитри - Татуированные души

— Господи, да подними ты глаза!

У меня ничего не получается. Асфальт притягивает мой взгляд. Глаза словно налились свинцом.

— Улыбайся!

«Подними глаза».

«Улыбайся».

Ей легко говорить.

Ее манера покачивать бедрами напоминает гипнотизирующее вращение лопастей вентилятора. Ее платье — бархатную занавеску, за которой скрывается коридор, ведущий прямо к наслаждениям. Ее смуглая кожа — темноту, смягченную светильником на потолке. А мое лицо похоже на белую лампу дневного света, а тело, взгромоздившееся на высокие каблуки, — на жестяной домик, который того и гляди обрушится.

— Мы почти пришли.

Сердце бешено стучит.

Откуда у Нет столько уверенности в себе? Если бы я могла украсть у нее немного.

— Ну, мы на месте.

Я резко останавливаюсь.

Мое неожиданное торможение задерживает бегущую вперед Нет, и она едва не падает. Она чертыхается. Поток проклятий срывается с ее безукоризненных губ. Но я не обращаю на них внимания. Впервые с тех пор, как вышла из квартиры, я поднимаю голову. Вывеска «Розовая леди» с горящими розовыми и зелеными буквами бросает отсветы на мое лицо.

Как и в первый раз, меня охватывает странное ощущение. Все кажется четким и расплывчатым одновременно, я словно просыпаюсь и оглядываю то, что меня окружает. Я словно чувствую себя живой. Да, именно живой.

— А… вот и вы наконец!

Старая сутенерша только что появилась у входа. В «Розовой леди» нет двери, только проход прямо под вывеской, заглянув в который различаешь цвет кожи девушек и блеск бутылок в полутьме. Женщина упирает руки в бока. Она делает укоризненное лицо, и я инстинктивно опускаю голову. Я всегда чувствую себя виноватой, если вызываю в ком-то гнев.

— Надо держаться прямо, Докмай.

Сразу после предупреждения я выпрямляюсь. И замечаю, что Нет тем временем уже зашла в бар. Она бросила меня одну.

— Ладно. Ты быстро научишься. Платье еще не совсем такое, как надо. Нужно… короче. Нужно короче, даже если эта длина больше подходит к твоему цвету кожи.

Нет хотела купить мне юбку, просто кусочек ткани, такой маленький, что он выглядел глупо. Я предпочла платье, которое открывает лишь часть икр, белых, как всякое начало.

— Давай входи.

Она поворачивается ко мне спиной. Ее каблуки стучат по полу, ее черные с серебряными нитями волосы зачесаны назад. Они покрыты лаком, собраны в плотную массу, сияющую, как зеркало. Я смотрю, как старуха растворяется в глубине «Розовой леди», мое сердце бьется так же, как в детстве в момент приближения к дому. Как и тогда, мне хочется, чтобы ноги превратились в корни, а руки — в ветви. Я хочу слиться с пейзажем и исчезнуть. Исчезнуть.

— Докмай…

Голос Нет торопит меня.

Докмай. Я — Докмай.

Мне удается держаться прямо и не опускать глаза. Когда я вхожу в бар, я чувствую, как на меня устремляются взгляды нескольких сидящих за стойкой девушек. Кто-то улыбается, кто-то нацепил маску равнодушия. Все они одеты в короткие разноцветные платья. Прямо радуга с ногами.

Я застываю посреди зала.

— А вот и наша новенькая, — бросает старуха, наливая себе стакан.

— Привет, привет.

Никаких представлений. Только более или менее дружелюбные приветствия. Более или менее пристальные взгляды.

— Ну, ты не стой там столбом. Невероятно… И где вы ее откопали?

Одна из девушек спустилась с табурета и отошла от стойки. У нее кошачьи глаза, зеленые, как изумруды. Я никогда не видела у тайцев таких глаз. Электрические глаза. Волосы спускаются вдоль шеи и падают на грудь. Они отчетливо выделяются на красном платье, облегающем безупречную фигуру. Губы цвета крови изогнуты. Улыбка полна иронии, но при этом так напоминает открытую рану, что меня бросает в дрожь. Я ощущаю исходящую от девушки… угрозу.

— Да я тебя уже видела, — говорит она, подходя ко мне.

Я отступаю. Я предчувствую опасность, поднимающуюся из глубин памяти.

Докмай. Я — Докмай.

— Ну если она с самого начала станет изображать оскорбленную девственницу, дело плохо, — бросает кошка, выпячивая грудь.

Среди девушек, облокотившихся на стойку, поднимается смех. У кого-то он пронзительный, у кого-то отрывистый, но у всех — издевательский. Я ищу глазами свою союзницу. Единственную. Нет. Но она исчезла.

— Ты мамочку потеряла? — спрашивает кошачий голос.

Хохот раздается снова.

— Кстати, мамуля тебе понадобилась бы, чтобы помочь немного. Она-то, наверное, хорошо ремесло знает, правда?

— Ньям [17] Вода. прекрати немедленно! — грохочет голос, низкий, как раскат грома.