Они пошли танцевать, но сначала он был настолько рассержен, что не мог успокоиться. Он чувствовал себя скованным и неуклюжим. Каким-то образом этой девчонке удалось пробить броню его природной выдержки. Но когда они перешли ко второй половине танца, ее воодушевление передалось ему, и он почувствовал себя более непринужденно, двигаясь в такт музыке. Она настроила его в непривычный унисон с собой.
– Вы прекрасно танцуете, – сказал он.
– Я люблю танцевать, – просто ответила она. Он обратил внимание, что она уже выросла настолько, чтобы составить подходящую пару в танце с ним.
Вскоре все закончилось.
– Отведите меня туда, где дают мороженое, – обратилась она к Каупервуду.
Он сопровождал ее, заинтригованный и обеспокоенный ее отношением к нему.
– Вам приятно дразнить меня, не так ли? – поинтересовался он.
– Я просто устала, – ответила она. – Этот вечер уже наскучил мне, правда. Хочется поскорее вернуться домой.
– Конечно же, мы можем уехать, когда вы скажете.
Они подошли к стойке с мороженым, и она взяла рожок у него из рук, пристально глядя на него невозмутимыми синими глазами с матовым отливом.
– Мне хочется, чтобы вы простили меня, – сказала она. – Я была грубой, но ничего не могла с собой поделать. Сегодня я совершенно не в духе.
– Мне не показалось, что вы вели себя грубо, – с серьезным видом солгал он, но его отношение к ней сразу изменилось.
– Да нет, я нагрубила и теперь надеюсь, что вы простите меня. Я искренне надеюсь на это.
– Я прощаю вас от всего сердца за то малое, что можно простить.
Он подождал, пока Бернис доела мороженое, и отвел ее к молодому человеку, который дожидался своей очереди. Он посмотрел, как она кружится в танце, и в конце концов повел ее мать к двуколке. Бернис не было с ними во время поездки домой; кто-то еще должен был привезти ее. Каупервуд гадал, когда она приедет, где ее комната, и правда ли, что она сожалела о своих словах, и когда он засыпал, Бернис Флеминг и ее синие глаза с матовым отливом целиком завладели его мыслями.
Банкирская враждебность к Каупервуду, с самого начала обусловившая его поездку в Кентукки и другие места, наконец достигла апогея. Все началось после его попытки собрать средства для строительства надземных дорог. Пробил час для этой новой формы транспортного сообщения. Каупервуд наблюдал за строительством эстакады Элли-Лайн на Южной стороне и Метрополитен-Лайн на Западной стороне. Он знал, что строительство было предпринято главным образом для того, чтобы склонить общественное мнение на сторону этой идеи и таким образом затруднить его борьбу с выдачей генеральной концессии. Он также понимал, что, если сам не займется строительством надземных дорог, это сделают другие. Уже почти не имело значения, что электричество наконец стало предпочтительным средством трамвайной тяги, что все его линии скоро столкнутся с этой проблемой и что сдерживание политической угрозы обойдется ему во много тысяч долларов. Самый серьезный аспект проблемы имел финансовую, а не политическую подоплеку. Кроме того, теперь ему приходилось погрузиться в новое царство возможностей, добывая концессии с помощью самых грубых или изощренных видов политического подкупа. Из-за малой плотности населения в крупных районах Чикаго надземные дороги давали серьезную пищу для размышлений. Сама стоимость железа, рельсов, прокладки путей и электростанций была громадной. Испытывая стойкое нежелание вкладывать собственные средства, если можно действовать через продажу акций, распоряжаться этими деньгами и контролировать их. Каупервуд ненадолго озадачился, где бы добыть миллионы на стальные конструкции, на зарплату инженеров и жалованье рабочих, на закупку оборудования, до того, как хотя бы один доллар поступит на его счет за пассажирские перевозки. Благодаря приближению всемирной ярмарки, надземная дорога на Южной стороне, право на концессию которой он в итоге уступил ради мира и спокойствия, заработала и стала приносить деньги, однако прибыль была далеко не такой высокой, как в Нью-Йорке. Новые линии, которые он запланировал, должны были пересекать менее населенные районы города и, соответственно, обеспечивать еще более незначительный доход. Ему было необходимо собрать от двенадцати до пятнадцати миллионов долларов, и все это в виде бумажных акций и облигаций, которая могла не принести ощутимых дивидендов в предстоящие годы. Эддисон, обнаруживший большую закредитованность Чикагской трастовой компании, обратился к мелким, но процветающим местным банкам за выдачей ссуд под новые ценные бумаги (разумеется, к каждому по отдельности). Он был поражен и раздосадован их единогласным отказом.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу