*
После двухнедельных допросов можно было сделать кое-какие приблизительные выводы. Первое, что особенно интересовало асфалию, — это личные контакты Белоянниса с руководителями ЭДА. Имена Гаврилидиса, Имвриотиса произносились нарочито небрежно, как мелочь, не имеющая существенного значения. Однако здесь Никоса обмануть было невозможно: он слишком хорошо понимал, как выгодно было бы для этих господ протянуть цепочку от Белоянниса к единственной легальной демократической партии. Второе, на что он обратил внимание, был пристальный интерес «собеседников» к его контактам с Аргириадисом. «Сколько раз вы встречались с Илиасом Аргириадисом?» — этот вопрос задавался особенно часто, несмотря на категорическое утверждение Никоса на самом первом допросе, что со дня приезда в Афины до дня ареста с Аргириадисом он не встречался. Видимо, Аргириадис был одним из главных козырей обвинения, но, что стоит за его именем, Никос пока не знал. Сказать, что он вовсе не знает никакого Аргириадиса, Никос не мог: в асфалии было известно, что во время оккупации они сидели в одной камере. Илиас Аргириадис был хмурым, малоразговорчивым парнем, товарищи отзывались о нем как об исполнительном и даже услужливом человеке. Аргириадис производил впечатление малограмотного: мысли свои он излагал натужно и косноязычно, умение же его читать и писать в тюрьме никак не могло проявиться. Никос вспомнил, что относился к Аргириадису с некоторой жалостью: по виду своему это был темный замученный нуждою деревенский мужик. В том, что такой человек попал при Метаксасе в тюрьму, не было ничего странного: в те времена, чтобы стать государственным преступником, совсем не обязательно было обладать эрудицией и ораторским талантом. Могло вызвать недоумение лишь то, что сидел он в Акронавплии, где собран был весь цвет компартии, но и это при тогдашней сутолоке было вполне возможно. Неясно было лишь одно: зачем асфалии понадобилось так настойчиво связывать имя Никоса с этой малоприметной фигурой, тем более что Белояннису действительно не приходилось (да и не было нужды) после возвращения в Афины с ним встречаться. Здесь могло быть два объяснения: либо уже после ареста Никоса Аргириадис был взят вместе с какой-то группой (до ареста Никоса этого не могло случиться: во-первых, он об этом знал бы, а во-вторых, имя Аргириадиса в той или иной мере фигурировало бы и на «процессе 93-х») и асфалия хочет протянуть ниточку от Белоянниса к этой группе, чтобы сделать новый процесс более «представительным», либо Аргириадис был взят случайно и под пытками дал какие-то показания против Белоянниса. Было и третье предположение: что Аргириадис со времени Акронавплии был подсадной уткой охранки. Но вряд ли такой опытный народ, как «акронавплиоты», потерпел бы в своей среде провокатора: сам Никос, сколько ни вспоминал, не мог припомнить за Аргириадисом ничего подозрительного, а уж фальшь-то при таком длительном общении не могла не почувствоваться. Кроме того, будь Аргириадис агентом асфалии, он был бы использован и на предыдущем процессе: вряд ли эти господа стали бы приберегать его на будущее. Они были уверены, что покончат с Белояннисом одним махом.
Лето и осень 1950-го были в достаточной степени «освещены» на «процессе 93-х». То, что осталось скрытым тогда, и в теперешних вопросах не проступало. От Никоса требовали детальных сведений о том, когда, в какие часы, в каком месте он находился полтора года назад, с кем встречался, о чем говорил и т. д. Причем заметно было стремление привязать допросы к последним неделям, даже дням перед арестом. Видно было, что эти господа борются с мучительным искушением перешагнуть этот временной барьер: видимо, какое-то событие никак не укладывалось в лето — осень пятидесятого года. Но день ареста, увы, был надежно зафиксирован в материалах предыдущего процесса, и Никосу доставляло удовольствие отодвигать в своих ответах временную привязку на месяц-другой назад и наблюдать при этом, как вытягиваются лица у сотрудников особого отдела. Это тоже было понятно: никакими ухищрениями они не могли скрыть от Никоса свой жгучий интерес к каким-то более поздним событиям, в которых он никак не мог принимать участие — по той причине, что был уже арестован. Все их усилия сводились к тому, чтобы перекинуть через день ареста хоть жиденький причинно-следственный мостик. Это Никос отчетливо понимал и хладнокровно разрушал их логические построения.
Читать дальше