Валерий Алексеев - Улыбка навсегда - Повесть о Никосе Белояннисе

— Ну что ж, поработаем вместе, раз уж довелось встретиться. А я-то уж думал, что не увижу вас до конца дней.

— Чьих дней, моих или ваших?

— Моих, конечно, — поспешно сказал Цукалас. — Ведь вы моложе меня намного. И крепче, по-видимому, — добавил он, понизив голос.

— Как Элли?

— Застал ее в слезах. Да вы не хмурьтесь, это даже забавно: вообразила вдруг, что у нее еще не пропало молоко. Пыталась кормить малыша грудью, а он, естественно, отвык, не понимает, что от него хотят… Да и какое там молоко. Ее перевели в особый отдел раньше, чем вас, в самом начале января. Больше месяца мальчик был на чужих руках…

— Мерзавцы… — Никос стиснул кулаки.

— Спокойно, спокойно, — мягко сказал Цукалас. — Я знаю, не мне вам говорить о спокойствии. Давайте о деле. Итак, вы оказались правы; на этот раз они решили взяться за вас покрепче. Скажу вам честно: я не думал, что осмелятся, не думал. Но с хронологией они не в ладах.

— У них своя хронология.

— Да, да, конечно. Впрочем, это не единственное слабое место обвинения. По-прежнему упор мы будем делать на то, что Греция не находится в состоянии войны, и, следовательно, передавать ваше дело военному трибуналу незаконно. Тот тезис, что Греции никто не угрожает и, следовательно, нельзя говорить о передаче военной информации противнику, в глазах военного суда менее бесспорен, но мы его также выдвинем. Далее — мы можем потребовать отложить процесс на том основании, что защите не было предоставлено времени для подготовки. Шесть дней — это же смехотворный срок…

— Все это не пройдет.

— Возможно. Тогда мы сделаем акцент на то, что связь между внутригреческими и заграничными организациями КПГ — это внутрипартийная связь и информация, которая идет по ее каналам, носит политический, а не военный характер.

Никос кивнул.

— Далее. Среди лиц, с которыми вы встречались в тысяча девятьсот пятидесятом году, не было ни одного военного, это установлено еще на прошлом процессе. Следовательно, к передаче военной информации, если она имела место, вы лично отношения не имеете. Логично?

— Нет, — резко сказал Никос. — Вопрос о моей личной причастности — это вопрос второстепенный. Ни о какой передаче военной информации не может быть и речи. Даже в такой форме: «Если она имела место». Она не имела места и иметь не могла.

— Ну, видите ли, — уклончиво сказал Цукалас, — какие-то доказательства они все же приложат… Мы назовем их фальшивками, они — подлинными, но и то и другое недоказуемо. Радиограммы, увы, не замерзают в воздухе, и приложить их подлинники к делу ни мы, ни они не в состоянии. Конечно, я понимаю, у вас на процессе будут свои задачи, моя же цель более ограниченна…

— Продолжайте, — сухо сказал Никос.

— Нет, нет, давайте внесем ясность. Моя задача — доказать суду, что вы, лично вы, Белояннис Николаос, тридцати семи лет, принимали участие лишь в восстановлении внутрипартийных связей с нелегальными ячейками вашей партии внутри Греции, за что и были осуждены на прошлом процессе и вторичному осуждению не подлежите. К утечке же военного характера информации за границу вы никакого отношения не имеете.

— «Если она имела место…»

— Если она имела место.

Какими же реальными «уликами и доказательствами» они располагали?

Прежде всего, сведениями о наличии на территории Греции коммунистического подполья. Это ни для кого не было новостью, и Белояннис на процессе не собирался этого отрицать. Разве есть другие средства выжить у массовой партии, объявленной вне закона пять лет назад, кроме ухода в подполье и восстановления нелегальных организаций? Так было при Метаксасе, так было в годы Сопротивления, так стало и в 1947 году.

Второе — сведениями о наличии каких-то способов связи между организациями КПГ внутри Греции и Центральным Комитетом, находящимся за рубежом. Это также не представляло никакого секрета: совершенно естественно, что руководство запрещенной партии будет всемерно укреплять и расширять связи с низовыми организациями, ушедшими в глубокое подполье.

По-видимому, весь процесс с точки зрения обвинения будет построен на бесконечном обыгрывании этих двух совершенно очевидных положений, которые будут обильно декорированы либо явными фальшивками, либо фальшивками, скрытыми под завесой «государственной тайны».

Фальшивок явных, «рассекреченных», на которые громогласно ссылались, было не так уж много.

3 тысячи слов шифровального кода, найденного якобы в тайнике в афинском районе Каллитеи. Код был составлен исключительно из специальных военных терминов, что, по мнению создателей этого шедевра фальсификации, должно было служить неопровержимым доказательством целенаправленного интереса «Заграничного центра».