Юрий Чернов - Земля и звезды - Повесть о Павле Штернберге

Больше всего на свете, кажется, Павел хотел приобщить ее к астрономии. Когда-то, еще в институте благородных девиц, и потом дома, в Знаменском, да и тут, в Москве, Верочке и самой профессия звездочета представлялась романтичной и возвышенной. Она читала, что при королях, епископах и князьях жили астрологи, влиятельные и мудрые, умевшие по расположению планет предсказывать судьбы людей, важные события в жизни народов и государств.

Попытка заговорить об этом с Павлом не увенчалась успехом.

— Астрологи — чистейшей воды шарлатаны, — сказал он. — Большинство из них, не угодив своим властителям, кончали карьеру в петле.

— Но были же и счастливчики, были же и светлые головы?

Верочка не могла так легко расстаться с тем призрачным миром, который создала в своем воображении.

— Были и счастливчики.

И Павел Карлович поведал притчу об астрологе, жившем при Людовике XI и предсказавшем смерть одной придворной дамы. Когда эта дама скончалась, король решил расправиться с самим астрологом и повелел страже ждать условного сигнала.

Едва звездочет переступил порог монаршей опочивальни, король обратился к нему с вопросом: мол, знает ли он, сколько времени ему самому осталось жить?

Астролог не пал духом, бодро ответил, что звезды ему подсказали, будто он должен умереть за три дня до смерти его величества.

Король, разумеется, не решился казнить астролога, более того, всячески оберегал его драгоценную жизнь.

Так один шарлатан обманул другого…

Непочтительный тон Павла о людях знатных не понравился Верочке, да и непонятно ей было, как уживается в муже пренебрежение к звездочетам с восторженной влюбленностью в свою астрономию. Как увлеченно он рассказывал ей о башне, где стоит телескоп, как нетерпеливо вел по крутой, винтовой лестнице, подымавшейся к этой башне, с каким воодушевлением крутил тяжелое колесо, раздвигая люк. Он подвел ее к трубе, похожей на пушку, и сказал:

— Сейчас ты увидишь чудо!

Приникнув к окуляру, она долго всматривалась в небо, всем существом своим приготовленная к чему-то необычному. И действительно, ее поразили бесчисленная россыпь звезд, неясные контуры гор на огромной и близкой Луне и та мерцающая пестрота, та бурная жизнь, которой до краев наполнено мироздание.

Павлу хотелось показать Верочке как можно больше. Он наводил трубу на планеты:

— Смотри, этот тоненький полумесяц — Венера. Такой ты наверняка ее не видела. Запоминай. Не зря же древние дали ей имя богини красоты.

Верочка смотрела, а через несколько минут он показывал ей Сатурн и не менее восхищенно комментировал:

— Видишь сатурново кольцо? Какое зрелище!

Картина открывалась волшебная: рядом с огромным шаром изгибалась блестящая небесная лента.

Еще несколько раз Вера Леонидовна подымалась в башню, но постепенно ее любопытство стало угасать. Далекие светящиеся точки утратили для нее интерес. Ну, какая разница — Меркурий самая близкая к Солнцу планета или не самая близкая? И для чего ей смотреть на Венеру, когда та похожа на серпик? Достаточно и серпика Луны, который знаком всем и каждому.

После третьего посещения башни она смотрела в телескоп, пожалуй, из вежливости. Глаза больше задерживались на старинном кресле с резной спинкой, на белой метлахской плитке, устилавшей пол, такой подходящей для кухни с ее светлыми обоями.

А для него вся жизнь была заключена в этой башне.

С утра, едва пробудившись, он разглядывал небо и пытался предугадать, каков будет вечер, сумеет ли он вести наблюдения? Ему и в голову не приходило, что ясный вечер хорош и для прогулки!

Она возненавидела звездные вечера, покатый купол обсерватории. Не мужу, а дворнику Ульяну, обычно крутившему в башне колесо, сочувственно кивала, когда тот рассуждал о погоде:

— Что нам погода? Нам только и вздохнуть, когда на небе тучи пойдут. Хоть бы дождя господь дал, вот уж другая неделя не заболокает совсем…

Не заболокает, не заболокает… Что оно означает, это словечко? Не заволакивает, что ли?

Было такое: ходил он как туча, что-то не ладилось с трубой телескопа, какие-то колебания мешали наблюдать, мешали фотографировать. Засел он с механиком за работу, приходил усталый, руки — в машинном масле, даже волосы пахли машинным маслом. И вот однажды вечером — безоблачным, лунным — она легла в постель и распустила волосы. Дети давно заснули. Хотелось и ей закрыть глаза и заснуть. Сразу. Без ожиданий. Без раздумий. И вдруг заскрипели ступеньки. Она узнала его стремительные и тяжелые шаги. Он переступал через две, через три ступеньки. И, ворвавшись в комнату, вывалил ей на одеяло темные, мокрые стеклянные пластинки: