Бугорок ничем не привлекал к себе внимания. Мало ли их, оставленных артиллерийским обстрелом в декабре 1905-го здесь, на открытом спуске к реке? Павел Карлович хотел уже прикрикнуть на Цезаря, продолжавшего лаять, как вдруг понял: перед ним человек. Труп замело, лишь изогнутая, выбеленная морозом нога торчала из снега, и длинный шнурок выползал из башмака кривым ледяным червяком…
Вера Леонидовна сначала слышала приглушенные голоса в коридоре, потом щелкнул упругий язычок замка, заскрипели деревянные ступеньки. Софьины шаги были легче и быстрее, его тяжелее и медленнее, с паузами: наверное, останавливался, чтобы зажечь спичку — подъезд не освещался.
Выйдя из подъезда, они не свернули к калитке, а направились в глубину двора. Это уж было совсем непонятно.
Оконное стекло холодило лоб. Из темной комнаты хорошо просматривался заснеженный, освещенный луною двор. Выбежали Норма и Цезарь. Павел Карлович потрепал их по шерсти; они рьяно запрыгали, разбрасывая снег.
Куда же все-таки муж ведет Софью?
Вера Леонидовна познакомилась с Софьей и Константином Войковыми года полтора назад, когда они приехали из Юрьевца в Москву на ученье. Пока они оформляли бумаги и приноравливались к новой жизни, устроили их у себя, в угловой комнатке. И брат, и сестра были на редкость стеснительны. За обедом почти не ели, чувствовали себя скованно, руки деревянно лежали на столе.
Когда Вера Леонидовна поинтересовалась, понравилась ли Москва, Константин ответил: «Да»; Софья кивнула: «Конечно». И больше от них не добились ни слова.
Свой деревянный чемодан — один на двоих — они оставили в коридоре, в комнату занести постеснялись. Маленький железный замок, как черный жук, висел на стальных ушках. Вера Леонидовна впервые видела самодельный, свежеструганый чемодан. У нее вырвалось:
— Какой необычный чемодан!
И Софья, и Константин страшно смутились. Дома, собирая детей в дорогу, обсуждали: покупать чемодан в магазине или заказать соседу, опытному столяру? Решили заказать. Обошлось наполовину дешевле.
Поняв смущение гостей, Павел Карлович поспешил им на выручку:
— Да, добротный чемодан. Мастер мастерил, сразу видно. Не отец ли?
Софья рассказала: нет, не отец, сосед, он на весь Юрьевец знаменитый столяр, всегда в доме клеем и деревом пахнет, ему и коньки на крышу заказывают, и всякие полочки узорные. Он все умеет.
«Какая милая провинциалочка, — подумала Вера Леонидовна, разглядывая чистое Софьино лицо, так легко покрывающееся румянцем смущения, ее льняные волосы и серое платье с белым пришивным воротничком. — Непременно буду опекать ее».
Но опекать ни Софью, ни ее брата не пришлось. Скоро они поселились в общежитии, в гости приходили редко. Иногда Павел Карлович приводил из обсерватории Константина попотчевать чаем. Константин, став студентом, сохранил прежнюю робость и неразговорчивость, а если и говорил, то только с Павлом Карловичем о фотографировании двойных звезд или о чем-нибудь в этом роде. Будто других тем на свете не существует…
Сегодняшний приход Софьи был неожиданным и необычным. Она пришла без приглашения, сама — встревоженная, бледная, исхудалая. Прежде без брата никогда не приходила. О чем они проговорили два или три часа? Конечно, если б дома было по-иному, надо бы накрыть стол, пригласить гостью к чай. Обычно Павел говорил: «Верочка, угости нас чем-нибудь». А теперь… теперь он стал бессловесным. И Софья ушла, забыв попрощаться…
Лунная дорожка, высветленная в снегу, обрывалась за углом сарая. От деревьев и зданий падали во двор косые тени.
Ей захотелось оторваться от оконного стекла, чтобы не видеть этот двор, эту лунную дорожку, эти следы, уводящие в заброшенный сад обсерватории. Но она не шевельнулась: там, в темени спящей квартиры, жило одиночество.
Вера Леонидовна не знала, не могла ответить самой себе, когда и как это случилось, когда возникла трещина, разъединившая их?
Давным-давно в Знаменском, в ночь под рождество, она загадала: быть или не быть им вместе? И долгие годы верила — быть! Ей казалось, что сама судьба заботится об этом. Леность родного брата заставила отца пригласить репетитора. Верочкина страсть к пению заставила ее спросить Павла, не музицирует ли он?
Встречи у рояля, долгие летние прогулки со временем, возможно, забылись бы. Хотя легко ли забыть, как виртуозно ходили его пальцы по клавишам рояля?
В саду, у круглой клумбы, росла сосна. Над аллеей свисала ветка с удивительно большой чешуйчатой шишкой. Никто из Верочкиных знакомых, навещавших Знаменское, не мог ни дотянуться, ни допрыгнуть до ветки и сорвать шишку. Самолюбивый юнкер — сын помещика, жившего по соседству, — разгонялся и прыгал раз пять. Кончиками пальцев он лишь задевал ветку.
Читать дальше