Андрей Дугинец - Боевое задание

Оба прислушались. И разочарованно:

— Самолет.

— Пошел на восток, проклятый, — уверенно заметил Сенька.

— А мне кажется, наоборот, на запад тянется гул, — возразил Гаврюха. — Может, наши летят бомбить Берлин. Листовку-то читал? Уж не раз наши бомбили Гитлерово логово.

— Хорошо бы! — согласился Сенька только потому, что уж очень хотелось, чтобы наши бомбили фашистов и вообще громили их.

Стрекот мотоцикла застал друзей врасплох, он появился как-то сразу неожиданно близко. Ухватившись за руки, ребята застыли, чувствуя тугой, гулкий и учащенный пульс друг друга.

Из-за плотины, где дорога круто заворачивала в лес, вырвался яркий пучок света, чиркнул по болоту, прижимая молочный туман, и тут же вернулся на дорогу — отрезал лес от болота.

— Увидит! — сжав руку друга, прошептал Сенька. — Струна блеснет при свете!

Мотоцикл, перескочив плотину, помчался на полной скорости, но ребятам казалось, что тащится он слишком медленно, что порой чуть ли не останавливается. Приближаясь к тому месту, к которому было приковано все внимание друзей, мотоцикл перестал урчать. Слышны были только выхлопы: пах! пах! пах! Это значит, что мчится на высокой скорости. И все равно страшно: вдруг помешает что-то непредвиденное…

Словно взрыв, раздался рев мотора. Погасла фара. Женский визг огласил болотную тишь. И все смолкло.

Гаврюха и Сенька стояли ошеломленные: неужели удалось? Стояли не двигаясь долго, казалось, целый час, хотя на самом деле не прошло и минуты. Но вот до слуха обоих дошло жалобное:

— Ганс, Ганс! Что с тобой? Га-анс!

И вдруг крик на весь лес: так кричат только в самом безысходном случае. Крик этот стал удаляться в сторону хутора, до которого было ближе, чем до села…

Гаврюха и Сенька поняли, что задуманное ими дело удалось. Поняли и удивлялись, что не испытывают ни удовлетворения, ни радости, только еще более лютую злобу к фашисту и все усиливавшийся страх перед тем, что будет дальше.

Когда Ганнуся с криком побежала на хутор, друзья тоже рванули к болотному ручью, который выбрали для ухода от возможного преследования. Войдя в ручей, они добрели до того места, где он впадал в речку. Здесь у них стоял плот из двух бревен. Забрались на этот плот, оттолкнулись от берега и поплыли. На середине речки поснимали огромные немецкие ботинки. Их они нашли на месте боя еще в начале войны. И вот теперь воспользовались ими, чтобы у тех, кто будет искать виновников ночного происшествия, не было подозрения на подростков, да и на местных жителей. Пусть думают, что это сделали партизаны. В каждый ботинок еще из дому они насыпали махорки — собака ткнется носом и след потеряет. Но и этой предосторожности показалось мало. Они заложили в каждый ботинок по камню и бросили в речку.

Теперь было главным вернуться домой, пока на место расправы с районным палачом не прибыла полиция.

Подплыли к другому берегу, выскочили, а плот толкнули на середину. И, убедившись, что течение подхватило их средство переправы, пошли лесом, среди которого и стояло их село.

Прибежав на хутор, Ганнуся рассказала о случившемся. Так как она сидела сзади и, боясь быстрой езды, сильно пригнулась, обеими руками держась за ремень Ганса, то ее просто столкнуло с седла, не причинив особого вреда. Шишка на лбу да синяк на локте — вот все, что она получила за свою разгульную жизнь. Выслушав ее, тетка послала батрака в комендатуру. Паи комендант сообщил об этом в город и тут же всю полицию выслал на место происшествия.

Только утром из города на броневике прибыли немцы с собакой.

Ищейка покрутилась возле деревьев, между которыми была натянута проволока, почихала и следа не взяла.

Но полицейские нашли следы ботинок не только возле места происшествия, но и на пути к реке, и даже на дне ручья. Дальше было ясно, что убийцы ефрейтора на чем-то уплыли.

В соседнем районе был пойман плот, ничем не помогший следствию. Не помогла и проверка обуви всех жителей районного центра и даже окрестных деревень. Люди, которых полиция допрашивала, словно сговорились, твердили одно, что никто не посмел бы обуть ботинки немецкого солдата.

Немцы и сами это понимали.

Все кончилось тем, что для острастки выпороли десятка два взрослых мужчин и забрали весь скот для увоза в Германию. А в доме Супруновых поселили нового шефа, теперь уже офицера. Наверное, прежний хвастался перед друзьями, что его здесь вкусно кормили. Поэтому новичок, высокий белоглазый блондин, войдя в дом, сказал, что его надо кормить еще более вкусно, чем кормили ефрейтора, чище и все делать точно в назначенный час.