Андрей Дугинец - Боевое задание

Последний луч заходящего солнца уже догорал на окне, когда в комнату вбежал взлохмаченный, чем-то очень взбудораженный парень. Остановился у порога, потому что на пути стояло корыто, из которого Федя выскребал остатки раствора.

— Савка, что там стряслось? — спросил Охрим хриплым басом.

Изогнувшись и таинственно махнув рукой, Савка позвал хозяина:

— Дядько Охрим, скорей!

Охрим лениво повторил свой вопрос, что случилось. Но парень, прикрыв себе пальцем рот, кивнул на меня и на Федю, мол, нельзя говорить при посторонних. Хозяин успокаивающе махнул черной трубкой:

— Говори тихонько. Один глухой, а другой дурной, еще не поймет.

Меня как морозом прошибло. Вот где пригодилась моя «глухота»! Крепко держу кирпичик, двигаю его туда-сюда по карнизу, а сам слушаю и ушами и затылком.

Савка все же не решался раскрывать свой секрет даже дурному, как Охрим назвал Федю, и, перешагнув через корыто с раствором, он подошел к столу и прошептал:

— Там партизаны.

— Сколько их? — спросил дядько Охрим все тем же хрипящим голосом, видно не считая нужным шептаться. — Что делают?

— Их трое. Обедают в хате Мирошника.

— Откуда они?

— Из Вербного.

«Врет, — решил я, — видно, испытывают меня».

Дядько Охрим зевнул и опять махнул своей дымящейся черной загогулиной:

— Ну то, выйдут за село… сам знаешь, что делать.

— Они с автоматами. Взять их не так-то просто.

— Вы привыкли надурняк! — недовольно проворчал Охрим. — Ну то пока едят, гранату им на стол шарахни, хай подавятся!

Я невольно глянул на Охрима. А оттого, что резко обернулся, выронил кирпич.

Дядько Охрим вскинул голову, его мышастые колючие глаза успели перехватить мой растерянный взгляд.

И хотя я сделал вид, что уронил кирпич нечаянно, этот хитрец понял, что я его слышал. Ну а я конечно же понял, что он и есть главарь банды, раз ему докладывают и он дает приказания. Да, я узнал, что мне было нужно, а смогу ли уйти отсюда подобру-поздорову и доложить обо всем командиру?..

Вот уж тут я просто клял себя за то, что не послушался отца, не обучился его ремеслу. Умел бы я эти кирпичики держать в руках по-настоящему, не выронил бы, никакая неожиданность не застала бы умелые руки врасплох. Узнал бы я от бати и то, что печники и каменщики, которые дома строят, не работают одной рукой. Устанет правая, берут кирпич в левую. Потом переменят. А я левой держал кирпич, пока она не онемела. И вот результат.

Дядько Охрим был, видать, очень выдержанный, умел владеть собой. Он сделал вид, что ничего не случилось, и, кивнув трубкой, отпустил Савку.

Когда Савка повернулся, чтобы уйти, Охрим вдруг резво встал, и они вместе вышли из дома.

Федя так и подскочил, застучал лопаткой по корыту, видимо, хотел привлечь мое внимание. Наверное, хотел подать мне какой-то знак. Но я не повернулся к нему, чтобы не вмешивать в свои дела. А хозяин тут же вернулся. Так что мы с Федей как раз и попались бы, если бы начали обмениваться какими-то знаками.

Хозяин вдруг весело спросил меня, много ли еще осталось дела, а то ужинать пора. Говорил он это таким тоном, что мне показалось, я ошибся, считая, что главарь банды в чем-то меня заподозрил. И я решил это проверить.

На голландку оставалось положить еще десяток кирпичей, чтобы закрыть верх. Но я вдруг придумал, что верх нужно скрепить кусками железа, чтоб кирпичи не проваливались внутрь.

Хотел выйти из дому и — в лес! Партизаны должны как можно скорее схватить Охрима, чтобы успеть выручить тех троих, с которыми бандиты могут расправиться в любую минуту. Кто знает, может, и правда эти ребята из Вербного, посланы узнать что-нибудь обо мне. Я же здесь провел четыре дня, а никаких вестей от меня командиру.

Спустился я с помоста.

— Вот такая железяка мне нужна, — показываю руками и направляюсь к дверям.

— То я сам принесу, вы за день уморились. Посидите немного, — сказал Охрим, выходя из дома.

Я все-таки иду вместе с ним. Я — за сарай, и он — по пятам. А ведь все время до этого я ходил свободно, куда хотел. В первый вечер даже в пруду искупался. Ясно: значит, птичка попалась!

Просто пуститься наутек по лесу, который начинался сразу же за домом, бессмысленно. Когда Охрим выходил с Савкой в сени, он вернулся с пистолетом в кармане. Это я сразу же заметил. А у меня-то нету ничего. Я зашел в сарай, где до этого находил всякие железки, нужные для печи. У меня родилась дерзкая решимость схватить какой-нибудь тяжелый болт и шарахнуть им Охрима по руке, которую он все время держит в кармане. Это можно сделать так быстро, что выстрелить враг не успеет. А чтоб не поднял крик, тут же и оглушить вторым ударом.