Андрей Дугинец - Боевое задание

Хозяин быстро съел борщ, облизал ложку и спросил меня:

— А сами вы издалека?

Мне так не хотелось с ним говорить, что я сделал вид, будто не слышу вопроса. А чтобы не выдать себя какой-нибудь неловкостью в движениях или выражении лица, я подсунул Феде большой ломоть хлеба и сказал:

— Ты побольше хлеба ешь, сила будет. А то я тебя сейчас знаешь как гонять буду… Федя, подай! Федя, принеси! Помешай! На одной ножке крутиться будешь.

— Я работы не боюсь! — весело ответил во весь голос разрумянившийся от сытной еды мальчонка. — Я крепкий!

Однако, чувствуя, что хозяин сгорает от любопытства, я решил открыться, откуда я и как попал именно в Волчищи.

— Борщ хозяйка сварила, прямо скажем, царский, — начал я издалека. — Давно такого не ел. Я ж из дому уже вторую неделю.

И тут мне Федя помог: задал тот же вопрос, что и хозяин. Только он говорил громче и ясней, поэтому я и «услышал».

— Из Любешова я, Федя. На лодке целый день плыл до Нобля. В Нобле больше недели прохворал. Ни дела, ни работы. Зато узнал там, что в вашем селе много новых домов, а печника нету.

— Бывал я, бывал в Любешове, — подхватил хозяин громче прежнего и пытливо посмотрел на меня.

«Ему хочется задать вопрос, чего же я в такую даль пошел на заработки», — догадываюсь я и дальше гну свою линию:

— В Любешове теперь никакого заработка. Многие дома за последнее время перешли на центральное отопление. Ну а кому и нужно бы переложить печь, так не затевает, бо нечем платить. Какими-нибудь тряпками я не возьму. Мне нужен хлеб. Детей кормить нечем. Теперь все из города стараются в село пробраться на заработки. Даже учителя, видел, молотят в селах, — уж это-то я говорил на случай, вдруг провалюсь как печник, то легче будет выкручиваться, мол, беда погнала на такую малознакомую работу.

И вдруг хозяин задал вопрос, на котором я мог бы сразу погореть, если бы не знал Любешова.

— Там была старинная гимназия. Так, говорят, ее разбомбило, — принимаясь за молочную пшенную кашу, которую всем подставила хозяйка, сказал Иван, будто бы между прочим.

— В гимназии теперь комендатура, и никакой бомбежки в нашем городе не было. То вам кто-то неправду сказал, — ответил я еще более равнодушным тоном и стал рассказывать о городе.

В Любешове два года стояла воинская часть, в которой я служил. А недавно я записывал доклад командира группы подрывников, которым удалось подорвать в этом городе склад боеприпасов. Об этом, единственном в городе взрыве я тоже сказал Ивану.

Вернувшись после обеда к своей работе, мы с Федей принялись размешивать раствор. А хозяин стоял возле фундамента и ждал, когда я начну работать.

И вот впервые в жизни беру я в руки мастерок.

Да, а в какую руку брать мастерок, в какую кирпич? Печнику-то я помогал только глазами! А как делал отец, даже не видывал.

Вот тут-то я и вспомнил предсказание своего бати. Откуда он знал, что мне его профессия в жизни так пригодится?

Раздумываю, с чего и как начинать, а хозяин и мой помощник стоят с двух сторон, смотрят на меня, как болельщики на боксера.

Но думай не думай, а начинать надо. Беру мастерок в правую, кирпич в левую руку. Держу так крепко, что пальцы побелели. Зачерпнул раствора. На полную лопаточку захватил. С размаха плеснул на ребро кирпича. Половина раствора рикошетом отлетела и все лицо залепила хозяину, стоявшему слева.

В другое время я бы расхохотался. Но тут положение у меня было такое, что в пору плакать, а не смеяться. Положил я свой кирпич в угол будущей печки. Беру второй. А чтоб не залепить теперь Феде, держу кирпич прямо перед собой, к груди прижимаю. Теперь подхватил раствору только половину лопаточки. Брызнул. Липкая жижа отлетела от кирпича и облепила мне самому весь подбородок.

Вытираюсь рукавом и думаю: «Если и дальше дело пойдет не лучше, хозяин поймет, какой я печник, и несдобровать мне».

Тут я второй раз добрым словом вспомнил батю и отругал себя, что не послушался, да и у глухого учился не так, как надо.

На третий кирпич я уже смотрел как на бомбу, которая разнесет меня, как только неудачно возьму ее в руки. Беру его опять-таки в левую руку, а мастерок в правую. Но на этот раз уже не ляпаю раствор, не бросаю с размаха, как это делал настоящий мастер, а намазываю аккуратно, как масло на хлеб. Положил я этот «бутербродик», прижал к первым двум кирпичам, — получилось лучше и спокойнее. Так бутербродик за бутербродиком — приноровился, и дело пошло.

Выложил под, так сказать, основание будущей печки. Теперь надо вмазать дверцу. Ставлю ее, с двух сторон зажимаю кирпичами. А она тяжелая, чугунная — то и знай выскальзывает, падает. Кладу еще по кирпичику, руками придавливаю. Уже половина дверцы в глиняных тисках. Но чувствую, что тут что-то не так. Да и Федя косится на мою работу. Мне он ни слова, а хозяину вполголоса говорит: