Валентин Курицын - В зареве пожара

Время для пропаганды было выбрано как нельзя более удачно.

События на Дальнем Востоке и забастовочное профессиональное движение в России, неудовлетворённость материального положения большинства служащих, — всё это создавало такие условия, при наличности которых многочисленные семьи железнодорожников быстро революционизировались, заражались духом протеста.

Как и всегда в дни переоценки ценностей, среди железнодорожников замечалось два течения.

Были сторонники старого порядка вещей, с раздражительным скептицизмом относившиеся к новым веяниям; были и защитники этих последних.

По мере того, как росла пропаганда, число сторонников движения всё увеличивалось.

Листки теперь уже открыто передавались из рук в руки.

Читались вслух и тут же подвергались горячему обсуждению и критике.

Многое в этих листках для благоразумного большинства казалось неуместным и преждевременным.

Молодёжь же горячо толковала о политике, чуть ли не о созыве учредительного собрания.

Более положительные, практические умы обсуждали вопрос об улучшении материального быта.

…По всем службам ходила выработанная железнодорожным комитетом программа минимума требований.

Перед мелкими железнодорожными сошками развёртывались золотые перспективы.

Прибавки к окладам, уменьшение рабочего времени, государственное страхование и многое ещё такое, что им раньше и во сне не снилось.

Во множестве распространялись подписные листы для сбора пожертвований на общее дело.

Давали почти все, кто сколько мог.

Во многое тогда верилось и охотно верилось…

В половине мая был получен из министерства циркуляр о забастовках.

Но эта репрессивная мера только подлила масла в огонь.

Железнодорожники заволновались.

Не так-то легко было расстаться с мечтами и надеждами…

Так обстояли дела в половине мая.

К этому времени Евсеев совершенно неожиданно для себя попал в члены железнодорожного комитета.

Пришлось оставить работы в кружке и всецело отдаться новой деятельности.

Во главе этого комитета теперь стоял Лорд, который, как мы говорили уже выше, сам служил на железной дороге и вместе с тем был близок к эсдековскому комитету.

Евсеев не знал его лично, но с первых же встреч убедился, что председатель железнодорожного комитета социал-демократ.

Комитет пригласил Василия Ивановича через Коробкина.

Заседания комитета происходили в квартире одного из членов.

Конспирации особенной не соблюдалось.

Сюда, например, приходили делегаты от всех служб, линейные агенты.

Здесь прочитывались телеграммы о ходе пропаганды на местах, т. е. по станциям и разъездам.

Главари, руководители движения, в половине мая решили устроить сходку за городом, в лесу, с тем, чтобы предложить собравшимся на эту сходку железнодорожникам резолюцию о своей солидарности с социал-демократической рабочей партией.

Был выбран праздничный день.

Назначено время и место.

Распределены роли.

…Вечером накануне этого дня к Евсееву зашёл Алексей Петрович.

— Вот что, голубчик, — заговорил он, входя в комнату. — Я к вам на минутку… Барышни Косоворотовы просят Вас зайти за ними завтра утром. Им очень хочется попасть на массовку.

— Да им-то что? Там ведь будут всё железнодорожники!

Ремнев пожал пчелами.

— Пускай пойдут, послушают! Это принесёт им некоторую долю пользы… Так уж Вы забегите на ними.

— Ладно… Зайду, пожалуй.

— Самому-то мне некогда будет. Занят в городе.

…Евсеев сдержал своё обещание, зашёл за сестрами.

Отправились вместе.

День был ясный и тёплый, на небе ни облачка.

Идти нужно было через весь город.

Евсеев предлагал было взять извозчика, и барышни запротестовали.

— Устанете ведь вы, — убеждал Василий Иванович. — Доедем на извозчике до окраины, там его отпустим и дальше пойдём пешком. Шутка ли — конец не ближний!

— Вот ещё, что за телячьи нежности!? — энергично заявила Гликерия Константиновна.

— Не бойтесь, не устанем! Сходка назначена в двенадцать, а сейчас четверть одиннадцатого. Успеем дойти.

Евсеев не настаивал.

Всю дорогу до конца города он угрюмо молчал, односложно отвечая на вопросы спутниц.

Вышли за город.

Потянулся мелкий перелесок.

Ниночка порядочно уже утомилась.

Щёки её порозовели от ходьбы.

Евсеев заметил это и нерешительно предложил:

— Снимите кофточку. Ведь жарко. Дайте мне её, я понесу.

— Ну, уж если Вы такой любезный кавалер, так возьмите и мою, — рассмеялась Гликерия Константиновна.