Валентин Курицын - В зареве пожара

Она прилежно работала, низко наклоняясь над ремингтоном. Её маленькие худенькие пальчики быстро бегали по клавиатуре.

Она напряжённо хмурила брови и даже слегка шевелила губами, видимо, с трудом разбирая нечётко написанный оригинал.

Странный человек была эта Агния Степановна.

Худенькая, бледная, всегда молчаливая, всегда одетая в одно и то же поношенное чёрное платье.

Когда с ней заговаривали, она отвечала робко и односложно. Не принимала никакого участия в горячих дебатах служащих по поводу прибавок и предпраздничных наградных. Служила она в конторе около трёх лет, но никто здесь не знал о её семейном положении.

Всегда тихая, странно робкая, она приходила на службу раньше всех, усаживалась в своём уголке и тотчас же принималась за работу.

По временам, когда в комнате было особенно накурено, кашляла, отчего на её впалых бледных щеках выступал нездоровый румянец.

Её в конторе почти никто и не замечал.

Приходили, молча кидали бумаги и уходили.

В тех случаях, когда работа была спешной, кратко добавляли:

«Срочно перепишите».

Или: «Сегодня, не позже трёх часов».

Исключение составлял один франтоватый счетовод из мобилизационного отдела, человек, считающий себя за красавца и неотразимого донжуана.

Он любил подтрунить над Агнией Степановной.

Приходя с бумагами, галантно расшаркивался и обращался к девушке сочувственно ироническим тоном:

— Когда же, уважаемая Агния Степановна, мы увидим на этом маленьком пальчике золотой ободок — символ любви и супружеского счастья?

От подобных шуток девушка вспыхивала, ещё ниже опускала свою голову к машинке, но ничего не отвечала…

В такие минуты Евсееву хотелось выйти из-за конторки и надавать плюх этому самодовольному краснощёкому франту. Ему стоило большого труда сдерживать своё негодование.

Раз как-то он не выдержал и спросил её:

— Отчего Вы, Агния Степановна, не дадите этому субъекту надлежащего отпора?

Девушка подняла на Евсеева большие тёмные глаза и испуганно прошептала:

— Что Вы, что Вы!? Да как же это я… Ведь, он же начальство…

И в этом ответе была она вся — бедная, одинокая, запуганная жизнью девушка.

Евсеев не мог не заметить, что после вышеописанной сцены Агния Степановна стала относиться к нему как-то иначе, с большей доверчивостью.

Когда ей в оригинале встречалось какое-нибудь неразборчиво написанное слово, она подходила к конторке Евсеева и своим слабым, тихим голоском просила помочь ей.

…Однажды, с месяц тому назад, Агния Степановна до того отступила от своих обычных привычек, что даже сама осмелилась начать с Евсеевым разговор.

Это было утром минут за пятнадцать до начала занятий.

В комнате они были только двое.

— У Вас должно быть очень много работы? — спросила она его.

Евсеев, удивлённый этим неожиданным обращением, поспешил ответить:

— Нет, отчего же… Вероятно, не больше, чем у других.

— У Вас очень утомлённый вид.

— Я работаю дома. Готовлюсь на аттестат зрелости.

— Вероятно, это очень трудно.

— Что, собственно, трудно?

— Работать и на службе и дома.

— Ничего, я привык… Вы сами, Агния Степановна, тоже нехорошо выглядите. Слишком переутомляете себя…

— Да, теперь я больше работаю. Я хожу по вечерам. Дали отдельную работу. До самой Пасхи хватит.

— Вероятно, Вам за это заплатят отдельно?

— Обещали заплатить… Перед Рождеством я тоже работала сдельно. Весь декабрь… Дали пятнадцать рублей.

…Пришли остальные конторщики.

Разговор оборвался.

…Вот этой-то Агнии Степановне Евсеев и решил передать прокламацию.

Он подошёл к её столику и незаметным образом положил листок.

Близко наклонился к девушке и шепнул:

— Прочтите, ещё успеете до конца занятий.

Она удивлённо посмотрела на него, но утвердительно кивнула головой.

…Пробило четыре часа.

Контора быстро опустела.

Евсеев, зная, что Агния Степановна уходит позже всех, в свою очередь, задержался.

Когда они остались в комнате одни, девушка подошла к нему и молча протянула листок.

В её глазах Евсеев заметил какое-то новое выражение; похоже было, что она удивлена и вместе с тем обрадована.

Точно грезила с открытыми глазами.

— Прочли?

— Да… Ах, если бы всё это сбылось!..

Первые семена, брошенные, хотя и неумелой, неопытной рукой, но брошенные на благоприятную почву, дали хорошие всходы.

Оттиснутые на гектографе листки распространялись теперь по всем службам, захватывая всё больший и больший круг читателей.