Во-о-о-ларе, о, о! Мама сжимает мою руку. Не сейчас, Балерина, говорит она… Не сейчас… Я пою дальше: Кантаре, о, о, о, о… Йосипина зажимает мне рот рукой. Тихо! — говорит кто-то. Я его не знаю. Я встаю, на цыпочки! Я пою! Нель блю, дипинто ди блю… Феличе ди старе ласу… Мы идем домой, говорит мама. Я стою. Не двигаюсь. Мама и Йосипина тащат меня за собой. Я кричу. О, о, о, О-о-о-о-о-о! Я вижу свет. Повсюду. Людей. Те, что стоят в ряд там, сверху, смотрят на меня. Они не открывают рты. Они смотрят на меня… Тихо! — восклицает кто-то… Пусть ее выведут вон! — слышу, как говорит кто-то другой. Мы уже уходим, уходим, отвечает мама тихо. Я вижу, что она красная. Тепло, думаю я. О, о, о, о!! Йосипина рада, ведь она так сказала. Потому что много народу. Я знаю, что Йосипина рада, потому что она так сказала. Я так рада, сказала она, что много народу. Я пою. Я не знаю, где Иван. Они тащат меня отсюда, наружу, на воздух. Я дышу. Я больше не пою. Здесь холодно.
Сейчас мы вдвоем стоим у окна. С мамой. Она рассказывает, что нет звезд, что на небе облака, что может пойти снег. Потом говорит: Жалко, что мы не остались до конца, они пели так красиво, да, Балерина? Я смотрю в окно, в темноту. Мама рассказывает дальше: Йосипина была так рада. Пойдем, мама, завтра вечером я одна, пойдем на концерт. Пусть и Балерина пойдет, сказала она. Я сегодня вечером одна. Джакомино в шесть уезжает, на поезде, едет в Больцано, едет домой на пару дней, сказала она… В шесть я пойду к часовщику, поглажу еще две рубашки и потом приду. Я так рада, что мы идем слушать хор… Ох, Балерина, Балерина, это нехорошо, что ты так кричала… Нехорошо! Что скажет Иван, а? Да, Иван, что он скажет?..
Сейчас она больше не говорит. Я вижу Ивана там в свете. Потом больше его не вижу. Я слушаю. Мама уходит. Я слышу шаги на кухне. Это Карло, я знаю. Иногда он приходит ночью, открывает дверь, я слышу, как щелкает замок, потом он умывается и идет спать. Иногда. Я не знаю, было ли так же вчера, и будет ли так же завтра, когда будет новый день. Я думаю, что я вижу Грету Гарбо, ее глаза. И засыпаю.
Они здесь. На дереве. Я слышу их. Птицы. Утро синее. Я смотрю на окно, смотрю на дверь, шкаф, свои ноги, пальчики. Новый день.
Как бегут года, говорит мама. И у нашей Балерины скоро будет праздник. Мы купим ей новую юбочку, правильно? — спрашивает она и гладит меня. Я еще лежу в постели. Смотрю на нее. Мама синяя, как когда-то.
Я стою на кухне и смотрю в окно на двор. Я слышу шаги. Я знаю, что идет почтальон. Я узнаю их, его шаги. Я не хочу, чтобы он заходил. Пусть останется во дворе, думаю я. Там солнце, он может остаться во дворе, под каштаном. Я вижу его. Он идет мимо окна, входит в прихожую. Дверь открыта. Жарко. Я встаю на цыпочки. Почтальон вытирает себе лоб рукавом. У него красное лицо. Добрый день, Иванка, говорит он и кладет письмо на стол. Он не смотрит на меня. Даже не взглянет на меня. Я стою на цыпочках и смотрю ему в лицо. Сейчас он не смеется. Смотрит в свою большую сумку и не смеется. Случится все то же, как всегда. Я знаю. Мама нальет ему рюмочку, он выпьет, потом откроет рот, и я не буду знать, он задыхается или ему хорошо. Потом он будет смеяться и разговаривать. Мне не нравится, когда он разговаривает. Почтальон все знает, рассказывает мне мама вечером, когда мы вдвоем стоим перед окном и смотрим на двор. Он все знает, говорит мама. Она наливает ему рюмочку. Почтальон смотрит, как рюмка наполняется. Потом берет ее, выпивает и открывает рот. Мы с мамой смотрим на его открытый рот. Я больше не стою на цыпочках. Я просто стою в углу и смотрю на его открытый рот и зажмуренные глаза. Может, ему больно, думаю я. У него что-то болит. Мама тоже смотрит на его зажмуренные глаза. Открывает рот. Улыбается. Потом рот закрывается, и почтальон улыбается. Сейчас он говорит.
О-о-о-опа! По жаре всегда хороша стопочка… А, Балерина? Сейчас он на меня посмотрел. Я смотрю ему в глаза. Думаю о Грете Гарбо в хлеву. Так говорят, отвечает мама и поворачивается к печке, одна рюмочка по жаре не повредит. Потом человек целый день больше не потеет. Потом почтальон снова разговаривает. Я слушаю.
А вы видели, Иванка, что творят там на юге?
Где?
На юге, во Вьетнаме…
Что-то новенькое?
Да, новенькое… Передрались, как всегда…
Да уж, да уж… Передают по радио, что много погибших.
Я не знаю, когда закончится эта война. Что за кретины!
Кретины, кретины, откликается мама и выливает горячую воду в раковину под окном.
Идет пар. Почтальон опять вытирает себе лоб рукавом.
Читать дальше