Феррейра Кастро - Сельва

Но ничего определенного он обещать ему не мог и лишь повторял, что и в судьбе Фирмино непременно все изменится к лучшему.

Они добрались до хижины и поставили быка в коптильне. В эти последние часы они сказали друг другу столько добрых слов, сколько до того не произнесли за всю жизнь.

Затворничество в сельве для Алберто кончилось, и зеленая стена утратила над ним прежнюю власть. Он смотрел теперь на сельву иными глазами, и его здешняя жизнь представлялась ему давним и туманным прошлым. Сознание унесло его далеко отсюда, от этой просеки, оставив здесь только тело, которое время от времени призывало покинувшие его чувства, и те возвращались, как это ни странно.

Алберто понимал, что впал бы в отчаяние, если бы вдруг Жука отменил свое распоряжение: снова смириться и приспособиться к этому одиночеству он бы не смог. А сейчас деревья утратили свой прежний, грозный вид, их зелень словно поблекла, и тайпа сельвы стала менее волнующей. Лесные тени уже не вырастали так зловеще, нагоняя на него страх, как это было накануне и во все предыдущие дни. Только Фирмино, худой, с длинным лицом, сверкающими белками глаз и зубами, курчавыми волосами и горькой складкой рта, держал еще его чувства в плену.

Оба они старались не упоминать больше о том, что ждет Фирмино, хотя разговаривали без умолку, словно опасаясь, что молчание выдаст их тайные мысли. Фирмино повторял уже известные Алберто истории и с натужной улыбкой выслушивал анекдоты, которые рассказывал тот.

Наконец, уложив вещи в чемодан, они потушили фонарь и улеглись. Притворяясь спящим, каждый из них чувствовал, что другой не спит и думает о том же, что и он. Их молчание кричало о драме, которую они пытались скрыть.

Утром Фирмино проснулся первым:

— Сеу Алберто… Сеу Алберто…

— А?

— Пора…

— А, большое спасибо…

— Пока вы будете одеваться, я сварю кофе.

Умывшись и уже надев шляпу, Алберто проглотил под навесом дымящийся кофе. При тусклом утреннем свете Фирмино помог ему навьючить чемодан на быка. И когда все было готово, раскрыл объятия и зарыдал, как ребенок.

— Для вас так лучше, сеу Алберто, но мне жалко с вами расставаться…

— Мне тоже, Фирмино! — И Алберто обнял его, смешивая с его слезами свои, которые тоже не в силах был сдержать.

Комната в конце коридора, идущего с веранды, находилась в задней части дома. Но это была прекрасная комната: просторная, обособленная от других помещений, и окно в ней выходило на маленький двор, где росли жасмин, кротоны и высокий куст розмарина. По деревянной лестнице можно было спуститься на десятиметровую площадку с пышной зеленью и там, в глубине, обнаружить почти скрытые среди листвы две большие бочки — в них принимали ванну, когда после дождя они наполнялись водой, стекающей из водосточного желоба. На землю были брошены две доски, чтоб не пачкать босые ноги, и накидана упаковочная солома из сваленных в кучу у дома бесчисленных пустых ящиков.

Поставив на пол чемодан, Жоан сказал:

— Это комната для гостей, но сюда никто уж много лет не приезжает, и сейчас нет другого помещения…

Впервые судьба улыбнулась Алберто с тех пор, как он уехал из Пара.

Он повесил гамак, разложил на столе все свои вещи, поставил в угол старый чемодан, подошел к окну и облокотился на подоконник. Здесь ему было хорошо. В этом же коридоре находились контора и склад, но сейчас там, видимо, никто не работал; никаких звуков не доносилось ниоткуда, кроме болтовни попугайчиков вдалеке, на ветках гойабейры. Внизу растянулся на солнце коричневый кот. За оградой виднелась горячая краснота перца.

Воспоминания о палубе третьего класса на пароходе «Жусто Шермон», всегда грязной, вонючей и скользкой, и о хижине в Тодос-ос-Сантос, где нельзя было жить по-человечески и где все время приходилось бояться индейцев, делали особенно привлекательным новое жилище из плотно пригнанных, без щелей, досок и достаточно просторное, чтобы натянуть полог для защиты от москитов. Цветущий дворик приковывал взгляд Алберто, и он, уже дважды намеревавшийся оторваться от окна и отправиться в контору, оставался на месте.

Но вот кто-то постучал в дверь. Он поспешил открыть ее и увидел перед собой Бинду, который спросил:

— Вы уже готовы?

— Да, сеньор, готов.

— Тогда пойдемте со мной…

Они вошли в контору. Бинда открыл лежавший на конторке гроссбух:

— Каждые три месяца выписывается счет для каждого клиента. Здесь вот, на дебете, — то, что он купил; тут, на кредите, — каучук, который он сдал. Нужно заносить все на эту бумагу и потом вычислять, выводя в конце итог, что серингейро должен или каков остаток его долга. Видите? Вот так… Теперь возьмите листок и попробуйте.