Вдруг Фирмино застыл на месте, подав знак идущему сзади Алберто, и, сдернув с плеча ружье, прицелился. Раздался выстрел.
Алберто побледнел, в глазах у него потемнело, и земля ушла из-под ног. К его ужасу, мулат, едва рассеялся редкий дым, побежал вперед, оставив Алберто застывшим на месте. Тот хотел было броситься за ним, хоть и понимал, что глупо с голыми руками лезть на врага, но ноги его не слушались и сам он был словно во сне.
Пройдя метров тридцать, Фирмино остановился и принялся осматривать тропу, кусты и вглядываться в заросли. Действовал он с таким хладнокровием, что мужество вернулось к испуганному Алберто.
— Удрал! Пошли! — раздался крик Фирмино.
Алберто нагнал его, стараясь скрыть свой испуг.
— Кто там был?
— Тапир. Должно быть, пуля в него попала, но следов крови не видно. Огромный, с бычка ростом.
— Их едят?
— Еще как! У них лучшее мясо в Амазонии. Некоторым, правда, нравится больше морская свинка пака и котиа [33] Котиа — грызун из семейства cavideos.
. Но, по мне, нет ничего лучше тапира и оленя. Видите, какой у меня на ноге шрам. Все из-за тапира. Я поставил на него западню: тапир, когда отправляется добывать себе пищу — плоды с дерева или корешки, какие в земле, он всегда идет одним и тем же путем. Укрепил я ружье в расщепленном дереве и привязал бечевку от спускового крючка к другому дереву, чтобы как пойдет тапир между деревьями, так пуля и попала бы ему прямо в сердце. Но тапир в ту ночь не явился, а я на другое утро пришел посмотреть, лежит ли он там. Да не запомнил как следует, где поставил западню, и задел ногой за бечевку. Пум! Пуля и вырвала у меня из ноги кусок мяса…
Они пошли дальше. Алберто, которому очень хотелось поскорее дойти до конца тропы, старался определить, где она поворачивает, как ему говорил Фирмино. Но тропа все тянулась и тянулась среди одинаковых зарослей, временами изгибаясь, но не делая явного поворота обратно.
Словно почувствовав нетерпение товарища, мулат обернулся и спросил:
— Вы небось есть хотите?
— Я…
— Коли проголодались, можно забежать домой поесть рыбы. А коли нет, мы соберем сначала сок, а потом пойдем домой.
— Как хочешь. Можно собрать сок… Но разве наша лачуга недалеко?
— Совсем рядом. Здесь тропа кончается.
Алберто удивился. Он и не заметил, как они повернули. В самом деле, на земле стояло ведро, оставленное Фирмино. Они уже проходили тут, но он не узнал бы этого места, если б товарищ не сказал ему. «Да, пришлось бы мне идти одному, наверняка б заблудился…» Но тут же невольная радость уменьшила отчаяние, которое до сих пор владело им: «Больше полпути прошли, осталось немного…»
Фирмино нагнулся, взял ведро и снова пошел по тропе, по которой они только что прошли. Возле первой серингейры он преподал Алберто вторую часть урока:
— Смотрите, сеу Алберто. Чашка снимается так… Когда она высоко, снимайте осторожней, а то сок прольется вам на нос… Потом вылейте сок в ведро. Смотрите: нужно засунуть палец внутрь — вот так — и провести им по дну, чтобы собрать весь сок. Когда чашки освободятся, их укладывают одну в другую и надевают вверх дном на эту жердь, как они здесь и были, когда мы пришли на работу, Понятно?
— Понял, да. Спасибо.
— Вы посмотрите, как я буду делать, потом и сами научитесь. Собирать сок легко. Трудней делать надрезы, не обдирая кору.
— А ты, Фирмино, быстро этому научился?
— Я-то, да недели за две… Я уж не помню точно.
— Давно ты здесь?
— Шесть лет. Когда я прибыл в серингал, каучук продавали по десять — двенадцать мильрейсов.
— Тогда, верно, многие разбогатели…
— Его продавали по двенадцать мильрейсов, но столько получал сеу Жука; нам-то он платил всего пять-шесть мильрейсов. И все-таки были сборщики, которые не только расплатились с долгом хозяину, но даже скопили кое-что. Правда, немного… Несколько бумажек, чтобы прокутить в Сеаре, а потом вернуться обратно. Но с тех пор цена на каучук все снижается и снижается… Теперь за него дают не больше пяти мильрейсов, а нам сеу Жука платит половину. А кроме того, никто толком не знает, говорят, что он стоит пять, в Манаусе, верно, платят по семь-восемь. С таких заработков разве скопишь что… Я все время в долгу. И расплатиться нет возможности. Сеу Алипио, когда в Сеаре вербовал нас сюда, так он расписывал, что, мол, человек не успеет приехать, глядишь — уже разбогател. Я и поверил этим вракам, а теперь вот работаю-работаю и до сих пор еще не расплатился за свой проезд. Заманят сюда, а здесь уже больше ничего не обещают, все товары продают втридорога, чтобы серингейро не мог погасить долг и остался бы на всю жизнь в этих дьявольских зарослях. Но я, как только расплачусь, уеду в Машадо или Жамари. Не потому, что боюсь индейцев, — от смерти все равно никуда не скроешься, — но здесь-то уже ничего не добьешься. Тропа на один-полтора галлона — что на ней заработаешь? В Машадо еще добывают три-четыре галлона и можно сделать два-три круга каучука в неделю. Все боятся тамошней лихорадки, а я нисколько не боюсь. Помирать так помирать. А не помру… так вернусь в Сеару. Вот как вспомню о родных местах, сразу словно комок в горле…
Читать дальше