Эти двадцать восемь счастливых дней сменились восемнадцатью годами всеобщего осуждения и одиночества. Потом несколько месяцев в ее дом вновь стало заглядывать солнышко, как то обещали взявшиеся за руки тени на дороге; порой слышались даже приветствия от других цветных, особенно когда она была вместе с Полем Ди; она наконец получила возможность по-человечески заниматься любовью с мужчиной. И вот больше этого нет. Осталась только она, подружка Денвер. Неужели мне так и суждено, с горечью думала Сэти, неужели краткие счастливые перерывы в этой непереносимой жизни будут случаться лишь каждые восемнадцать-двадцать лет?
Что ж, раз суждено, значит, так тому и быть.
Она на коленях скребла пол щеткой, а Денвер ползла за ней следом, тряпкой убирая грязную воду, когда появилась Бел и спросила: «А это зачем?» Сэти, по-прежнему стоя на коленях и не выпуская из рук щетку, подняла голову и увидела в руках Бел коньки. Сама она кататься на них совсем не умела, но в это мгновение окончательно решила последовать совету Бэби Сагз: сложить оружие. Она бросила щетку, оставила ведро с грязной водой посреди комнаты, велела Денвер притащить шали и принялась судорожно искать вторую пару коньков — она была уверена, что, конечно, отыщет их там. Если бы кто-нибудь, включая Поля Ди, из жалости или из любопытства заглянул бы в окно и увидел, что она делает, то непременно решил бы, что эта женщина в третий раз сошла с ума, потому что слишком любит своих детей: она явно была счастлива и собиралась кататься на коньках по льду замерзшего ручья.
Поспешно, небрежно она расшвыривала башмаки. Наконец выудила из кучи один конек — мужской.
— Что ж, — сказала она. — Будем кататься по очереди. Одна на двух коньках; вторая — на одном; а третья — на собственных подошвах.
Никто не видел, как они падали.
Держась за руки, обнимая друг друга, они кружились по льду. На Бел были два одинаковых конька; на Денвер — один, мужской, и она, отталкиваясь ногой, неуверенно скользила на нем по неровному льду. Сэти решила, что башмаки — надежнее; в крайнем случае послужат чем-то вроде якоря, но здорово ошиблась. Только ступив на лед, она вмиг потеряла равновесие и шлепнулась на задницу. Девушки, визжа от смеха, бросились к ней на помощь и тут же шлепнулись сами. Сэти с трудом встала, понимая, что на льду не только кости переломать можно, но и что падать вообще очень больно. А падала она в самых неожиданных местах, и так же неожиданно звучал ее смех. То кружком, то цугом, они, цепляясь одна за другую, и минуты не могли на ногах удержаться, но никто не видел, как они падали.
Казалось, каждая пытается помочь другой, и странно, что третья все-таки падала, когда две стояли более или менее устойчиво. Но каждое очередное падение только усиливало их восторг. Могучий дуб и шелестящая зелеными ветвями сосна на берегу скрывали их от посторонних глаз и заглушали смех, когда они тщетно пытались преодолеть земное притяжение, помогая друг другу. Юбки их развевались, как крылья, руки и носы посинели от холода. Близился вечер.
Но никто не видел, как они падали.
Вымотавшись вконец, они легли на спину, чтобы отдышаться. Небо над ними было точно иная страна. Ранние зимние звезды, которые стали видны еще до захода солнца, висели так низко, что их, казалось, можно было лизнуть языком. На какое-то мгновение, глядя в небо, Сэти вдруг ощутила в душе абсолютный покой — его ей обещали эти звезды. Первой встала Денвер. Она попыталась как следует разбежаться и прокатиться в одиночку. Однако ее единственный конек тут же налетел на ледяную колдобину, и она упала, беспомощно и нелепо хлопая руками, и все трое — Сэти, Бел и сама Денвер — смеялись так, что в итоге закашлялись. Сэти встала на четвереньки, все еще содрогаясь от смеха; из глаз у нее текли слезы. Некоторое время она еще постояла так — на четырех ногах. Потом ее смех стих, однако слезы продолжали катиться по щекам. Бел и Денвер не сразу и догадались, что здесь что-то не то. Но, догадавшись, прижались к ней.
Возвращаясь назад через лес, Сэти обнимала обеих за плечи. Они же взяли ее за талию. Крепко обнявшись и держась друг за друга, они брели, не видя дороги, прямо по плотному снегу, но никто не видел, как они падали.
Только придя домой, они поняли, как сильно замерзли. Сняли башмаки и мокрые от снега чулки, натянули сухие, теплые, шерстяные. Денвер подбросила дров в печь. Сэти поставила на плиту кастрюльку молока и добавила в него сока сахарного тростника и ванили. Завернувшись в стеганые и шерстяные одеяла, усевшись прямо перед плитой на пол, они прихлебывали горячее молоко и вытирали оттаявшие носы.
Читать дальше