Он не имел ни малейшего представления, что сделает или скажет, если Сэти сама откроет дверь и посмотрит ему в глаза. Ему очень хотелось предложить ей помощь — если ей нужна хоть какая-нибудь помощь — или покорно принять ее гнев, если она таит в душе гнев на него. Кроме того, он чувствовал, что виноват, и надеялся как-то исправить ущерб, который невольно нанес семье Бэби Сагз; например, постараться по мере сил изгнать тех духов, что вновь поселились в доме номер 124, как это было ясно по доносившемуся оттуда шуму. И конечно же, во всем он непременно будет полагаться на святого Иисуса Христа — особенно в борьбе с силами, которые хоть и древнее, но не сильнее Его.
Слов, доносившихся из дома номер 124, он разобрать не мог. Ему казалось, он слышит какофонию резких звуков — будто незнакомые люди, словно на пожаре, говорили громко, настойчиво и все разом, так что понять, о чем они, было совершенно невозможно. Нельзя сказать, чтобы речь их или интонации были совсем лишены смысла, но, видимо, они как-то не в том порядке произносили слова, так что Штамп под страхом смертной казни не смог бы ни описать, ни расшифровать эти речи. Единственное, что он сумел разобрать, это слово «моя». Остальное по-прежнему было ему недоступно. И все-таки он пошел дальше. Когда он поднялся на крыльцо, голоса вдруг стихли, превратившись почти в шепот. Он помедлил у двери. Теперь он слышал негромкое прерывистое бормотание — вроде тех невнятных возгласов, что свойственны женщинам, когда они уверены, что совершенно одни, и поглощены работой: недовольное цоканье языком, когда не удается вдеть нитку в иголку; тихий стон, когда на любимой разделочной доске появляется трещина; дружелюбная беседа с курами на дворе. Ничего ошеломляющего или злобного. Самые обычные интимные словечки, определяющие отношения между женщинами и их повседневными заботами.
Штамп уже поднял было руку, чтобы постучать в дверь (в которую никогда прежде не стучал; она всегда была открыта — во всяком случае, для него), и не смог этого сделать. Возможность никогда не стучаться ни в одну дверь — только это он принимал в качестве платы за помощь от спасенных им беглых негров, и он мог на нее рассчитывать. Если Штамп принес тебе теплое пальто, долгожданное письмо, спас тебе жизнь или починил бочку для воды — то он мог беспрепятственно входить к тебе в дом, словно в свой собственный. Поскольку посещения Штампа всегда несли добро, его шаги или приветственный оклик за дверью всегда встречались радушно. И он предпочел не отказываться от этой единственной своей привилегии, которой очень дорожил: он опустил руку, сошел с крыльца и пошел прочь от дома номер 124.
Он пробовал навестить Сэти и еще несколько раз; бродил по двору, где слышались то громкие возбужденные голоса, то невнятное бормотание, и останавливался у двери, пытаясь уяснить, как же ему все-таки вести себя. Шесть раз за шесть последующих дней он специально приходил сюда и пытался постучаться в дверь дома номер 124. Но холодность самого этого жеста, ощущение того, что у этих дверей он действительно чужой, подавляли его решительность. И он вновь и вновь возвращался назад по своим следам, оставшимся на снегу, и вздыхал. Увы, дух бодр, но плоть слаба.
Пока Штамп решался зайти в дом номер 124 — исключительно в память о Бэби Сагз! — Сэти пыталась последовать совету свекрови: положить на землю и щит, и меч. Не просто принять ее совет к сведению, но действительно ему последовать.
Прошло четыре дня с тех пор, как Поль Ди сосчитал, сколько у нее ног. Сэти рылась в куче старых башмаков, разыскивая коньки, которые, как она была уверена, должны были там быть, и ругала себя за глупую доверчивость. Как легко она сдалась тогда там, у кухонной плиты, когда Поль Ди поцеловал ее искалеченную спину! Неужели трудно было догадаться, что и он, конечно же, поведет себя в точности как и все остальные в городе, стоит ему узнать о ее поступке. Двадцать восемь дней у нее были настоящие подруги, у нее была настоящая свекровь, и все ее дети были при ней; двадцать восемь дней она занимала вполне достойное место среди соседей. Да и настоящие соседи у нее тоже были! Но все это давно ушло и никогда не вернется. Никогда больше не будет танцев на Поляне и счастливых пирушек. И горячих споров вокруг этого закона о поимке беглых негров [7] В 1850 г. был принят закон, обязывавший власти северных штатов задерживать беглых рабов и возвращать их хозяевам.
, о налоге на землю при поселении [8] Негры были освобождены без земли и были вынуждены арендовать ее у бывших рабовладельцев.
, о путях Господних, которые неисповедимы, и о скамьях для чернокожих в церкви; об аболиционистах и о борьбе с рабством, о жульническом голосовании [9] Имеется в виду избрание в 1856 г. на пост президента южанина Джеймса Бьюкенена.
, о республиканцах, о Дреде Скотте [10] В 1857 г. Верховный суд вынес решение по делу негра Дреда Скотта (1795–1858), который, переселившись со своим хозяином на Север, то есть в пределы штатов, где рабство было запрещено, на этом основании требовал своего освобождения; Верховный суд в угоду рабовладельцам постановил, что переселение раба в свободный штат не влечет за собой его освобождения.
, о праве на образование, о повозках с высокими колесами, где жили временные поселенцы, об организации «Цветные женщины Делавэра» в штате Огайо и о других важных вещах, обсуждая которые они часами просиживали у них в доме, топая ногами об пол от возбуждения. И больше не будет радостного ожидания очередного номера «Норт Стар» или новостей о поражении. Больше никто не вздохнет из-за очередного предательства и не станет бить в ладоши из-за любой незначительной победы.
Читать дальше